На крыльях АДД

Из легковой машины вышли четверо: трое мужчин и девушка. Мужчины в шляпах, в элегантных костюмах заграничного покроя, девушка в изящном комбинезоне, перетянутом в талии широким кожаным ремнем, на котором с левой стороны висела фляга, а с правой — маузер в деревянном футляре.

— Э-эх, вот это да-а-а! — восхищенно воскликнул Заяц, выглядывая из своей сферической башни. — Вот это си-и-ла!

Девушка была действительно "сила". Изящная, стройная, нежная. Пышные волосы золотистыми волнами спадали до плеч. Большие голубые глаза с длинными ресницами источали само очарование, а прямой тонкий нос и губы говорили, кричали о том, что в жизни есть не только бомбы, самолеты, прожектора, зенитки, но и кое-что другое.

Заяц ахал в фюзеляже: "Бывает же такое, а!" — а я подумал про себя: "И между тем она обречена!"

Щербаков, словно уловил мою мысль, посмотрел на девушку, на Зайца, на меня и, кашлянув, с досадой бросил:

— Ладно, что-нибудь придумаем!

Пассажиры подошли, поздоровались и тут же принялись разгружать полуторку. Сдернули брезент, открыли борта. Мы ошеломленно смотрели на длинные тяжелые тюки, упакованные в прочные брезентовые чехлы. Техник самолета сокрушенно всплеснул руками:

— Да куда же мы впихнем такую прорву!

Действительно, узкий фюзеляж бомбардировщика не был приспособлен для груза, а кроме того, ведь еще и пассажиры!

Я машинально прикинул: весь груз на хвосте — задняя центровка.

Опасно. Соверши на развороте хоть небольшую ошибку в технике пилотирования — машина завалится в штопор.

Командир, поговорив о чем-то со старшим группы, открыл дверь, повернулся ко мне, хмуро сказал:

— Без команды не вылетать. Все указания пришлю с человеком. Кажется, там по маршруту гроза. Поеду потолкую с синоптиками.

И уехал, оставив меня с самыми тяжелыми мыслями. Надежды на отсрочку полета я не питал.

Пассажиры, сняв пиджаки, работали, подносили тюки, прикрепляли к ним парашюты. Техник и Заяц укладывали груз в фюзеляже. Мы с Евсеевым отошли в сторону и легли в траву.

Солнце склонялось к горизонту. Наши часы истекали. Я мысленно перелетел в свой полк. Сейчас ребята ужинают, потом пойдут в штаб, затем — к самолетам. Цель сегодня близкая — железнодорожный узел Витебска. Правда, там сильно бьют зенитки, но ведь это почти возле самой линии фронта. Если и подобьют, то можно спуститься на парашютах к своим.

Груз уложен. Изрядно вспотевшие пассажиры надели пиджаки, комбинезоны, опоясались ремнями, прицепили к ним по фляге, по куску пакли и какую-то дощечку с шершавым красноватым слоем, как на коробке со спичками, и еще — кобуру с пистолетом.

Я спросил одного из них, высокого, седоволосого, с недовольным лицом: для чего эти фляги и пакля с дощечками?

Седоволосый, поведя крючковатым носом, сказал сварливо:

— Неужели не знаете такой ерунды! Во флягах бензин. Им смачивают паклю, чиркают вот этой штучкой по дощечке, и факел готов. Это будет сигналом для вас, что все в порядке.

— Ясно, — сказал я и, увидев бежавшего к нам человека, поднялся. — Прошу занять места!

Ко мне подбежал, запыхавшись, молоденький веснушчатый сержант с васильковыми глазами. Остановился, взял под козырек.

— Вам записка, товарищ гвардии капитан!

Я взял свернутую в несколько раз, влажную от пота бумажку, развернул ее и, не веря своим глазам, прочитал:

"Ваш полет сегодня откладывается из-за метеоусловий. Летите домой и отдыхайте".

Я был готов расцеловать сержанта.

— Спасибо, дорогой! — И, не сдерживая радости, крикнул: — Отставить занимать места! Разгружать самолет! Вылет не состоится!

И тут со мной произошла метаморфоза. Мне никак не хотелось лететь сегодня, а сейчас… Отдыхать?! Как бы не так! Нет, мы сегодня слетаем! Обязательно слетаем. Нужно доказать командиру и самому себе, что мои предчувствия верны!

— Быстро разгружать самолет! — заорал я. — Быстро! Мы должны слетать на боевое задание!

Евсеев удивленно вытаращил на меня глаза, но ничего не сказал. Пассажиры пожали плечами, и по их лицам можно было видеть, что они недовольны. И я их понял: мобилизовать себя на подвиг, на который они шли, стоило больших трудов. И вот — досадный перерыв, расслабление, может быть бессонная ночь в ожидании.

Но… ведь они же не знают, что этот ясноглазый паренек принес сейчас для них счастливый билет, на котором написано: "Жизнь".

Ладно, каждому свое! Радость меня не покидала. Я уже знал: опасность нас миновала. Я даже знал приблизительно, как и где это произойдет. Это будет над целью или после бомбежки. У меня будет хорошая высота, которая позволит дойти до аэродрома на одном моторе. Я ощущал себя окрыленным, заряженным.

Седоволосый, вдруг повеселев, подошел ко мне, дернул носом.

— А вы знаете, я так скверно себя чувствовал. Почему-то не хотелось лететь сегодня. Завтра — пожалуйста, а сегодня — нет! — Он приложил руку к груди. — Вот тут что-то ныло, так нехорошо.

Я вытаращил на него глаза.

— И вы? И вы тоже?! Но откуда вы знаете, что я не хотел лететь?

Седоволосый пожал плечами.

— Не знаю. Я ощущал опасность. Вы — тоже. Это видно было.