Перед сном он представлял её всю, изучая каждый изгиб. Делая это, мальчик извинялся тысячу и один раз, понимая, что это не совсем правильно, заглядывать в неведомое, трогать без спроса, но поделать с собой ничего не мог.
Руки сами тянулись в непреодолимом желании дотронуться тут и там до поверхности лёгкой облегающей ткани, чтобы почувствовать живую упругость того, что находится под ней. Становилось необычайно сладко, ноги сжимались, перекрывая дыхание, давая сигнал, подрасти маленькой радости между ног.
Однажды произошло ужасное событие, когда он проснулся от пульсаций внизу живота с влажными от слизи трусами. Было гадко и стыдно. Юрка заплакал, понимая, что перешёл в общении с девушкой, пусть и в воображении, допустимые границы.
В тот день он сказался больным, первый раз не пошёл в школу. Смотреть в глаза Наташи он бы не смог. Успокоился Юрка только тогда, когда Валерка и Сашка по секрету признались, что с ними происходит то же самое.
Наташа становилась привлекательнее день ото дня, меняла незаметно, но чувствительно для Юрки, формы тела. Теперь он разглядывал её с большим удивлением, обнаруживая то, чего раньше не замечал.
Они стали неразлучными друзьями, проводя вместе много времени. Четыре раза в неделю ходили в театральную студию, разучивали этюды, играли в маленьких спектаклях. В субботу проводили в студии весь день.
Несколько раз им доставалась роль влюблённых. Юрка разучивал монологи наизусть, но не мог произнести слова любви, глядя в глаза подруги. Она смеялась над ним, заставляла по дороге домой много раз повторять роль. Стеснительность друга приводила её в восторг.
– А поцеловать, поцеловать, если это нужно будет сделать в спектакле, ты сможешь?
– Кого поцеловать, – спрашивал Юрка, словно девушка беседовала не с ним.
– Возлюбленную, которую будешь играть. Ну же, ты ведь актёр. Должен уметь делать всё, если этого требует роль. Даже умереть правдоподобно, если понадобится.
– Уж лучше умереть, чем целоваться.
– Но ведь это всего лишь роль. Целуй немедленно. Признавайся в любви! Играй, так, чтобы я поверила, ну, – Наташа раскрыла влажные губки, приблизилась к парню на опасное расстояние, – вот как нужно, смотри. Это совсем просто. Раскрываешь губы и чмокаешь, глядя прямо в зрачки влюблёнными глазами, – девочка взяла одной рукой его за голову, притянула к себе и впилась в рот поцелуем. Юрка побледнел, начал оседать на колени, безвольно завалился набок.
– Юра, Юрочка, это же просто театр. Что с тобой? Только не умирай! Боже мой, что же мне делать?
Наташа сняла кофточку, положила ему под голову, начала проводить искусственное дыхание рот в рот, как учили на военном деле. Юрка очнулся, с ужасом и одновременно со страстью, потому, что почувствовал такое, что не укладывалось в привычное русло восхитительных эмоций. Он не мог признаться, что лишился сознания единственно из-за переполнения чувствами.
Юрка уставился на подругу, которая не просто целовала, делилась с ним своим дыханием, понимая, что она стала намного взрослее его. Это показалось ему печальным, несправедливым. Это он мужчина, а не она. Девчонки должны падать в обморок, а не их кавалеры. Стыд и боль пронзили его мозг, едва приходящий в себя.
– Что, что с тобой? Ты очень болен? Почему ни разу об этом не сказал?
– Всё хорошо. Даже слишком. Скажи, Наташа, ты целовала меня или его?
– Кого, Юрочка?
– Этого, персонажа, чью роль я должен был исполнять.
– Дурашка, конечно тебя. Ты же мой друг, а не он. Вот смотри, видишь, я целую тебя, моего Юрочку, это уже совсем не роль, – девочка покрыла его лицо поцелуями, а он не спешил приходить в себя.
Эта роль начала ему нравиться. Наташа долго отряхивала с него пыль, нечаянно задела чувствительную зону спереди, ничуть не смутившись. Это было до жути приятно, необъяснимо возбуждало. Юрка протянул дрожащую руку, дотронулся до её чудесного лица. Ощущение от прикосновения к бархатистой коже было волшебным, восхитительным наслаждением. Следом он провёл её по лицу и шее холодным носом, ощутив живое тепло, впервые в жизни, жадно вдыхая аромат девичьего тела.
Мальчику показалось, что Наташенька благоухает, как цветок гесперис, так называемая ночная фиалка, влажной летней ночью. Букет изысканных запахов, включающих в себя головокружительный коктейль из сладкого, терпкого и мускусного будоражил кровь, заставляя протянуть к жаркому телу подруги вторую руку, прижать её головку к груди, зарыться в заросли душистых волос и дрожать всем телом от своей безрассудной дерзости.
Дальше они шли, переживая случившееся беззвучно, каждый по-своему, но одинаково восторженно. Оба считали это хулиганством, шалостью, слишком приятной, но преждевременной. Друзья старались не вспоминать о событиях того дивного, поистине сказочного вечера, лишь изредка напоминая о той близости взглядами и мимолётными прикосновениями, которые уже не вызывали потери сознания.
Их дружба продолжалась, даже крепла. Ребята теперь ходили, крепко держась за руки, обмениваясь, таким образом, теплом и нерастраченными чувствами, словно боялись, что когда-нибудь их могут разлучить.