На крыльях миражей

Зашла в кафе, заказала горячего чая, но так и не притронулась к нему, потому, что прикоснувшись к чашке, почувствовала уютное тепло и размечталась. Его тепло: родное, манящее, влажное. Забылась, уселась в кресло, как дома, обняв колени руками, закрыла глаза и принялась вспоминать. Улыбку, движения, прикосновения, голос.

– Девушка, извините, это кафе – не вокзал. Вы спите почти час. Будете ещё что-нибудь заказывать?

Дима причинил душевные и физические страдания, нестерпимую боль – увесистая причина ненавидеть, а она любила. Теперь уже непонятно – его самого или память, в которую от избытка невостребованных чувств, от прилива сентиментальных эмоций вливались нескончаемые потоки творческой энергии, создавая трогательный романтический образ.

Был ли её любимый таким, кого она выдумала? Теперь сложно сказать.

Захотелось пойти туда, где много людей. В толпе легко затеряться, можно придумать наивную лирическую легенду, вообразить себя счастливой. Бесхитростное, но спасительное желание – согреться в иллюзорном сиянии хотя бы придуманной нежности. Ведь настоящие чувства даже придумывать не нужно, они такими и были: искренними, волнующими, глубокими.

Торговый центр походил на огромный аквариум. Дима не любил магазины, а Светлане нравилось наблюдать за покупателями, рассматривать и трогать тысячи нужных и ненужных товаров. Здесь можно ни о чём не думать, тем более о нём.

Яркие, озабоченные непонятно чем люди-рыбки сновали туда-сюда в искусственных лабиринтах экзотического пейзажа, не замечая никого, кроме себя. Это было движение, похожее на настоящую жизнь, но сегодня оно не успокаивало как обычно – раздражало. Сложно представить, но одиночество в толпе куда более осязаемое, неотвратимое и безжалостное, чем наедине с собой. В скоплении людей мысли принимают отчётливо негативный оттенок. Вот и слёзы навернулись.

Светлана зашла в отдел, где бойко торговали шёлковыми и кашемировыми Павлово-Посадскими платками (однажды, в самом начале отношений, когда ничего кроме любви не существовало, они здесь целовались), нашла уютный уголок, но и он был прозрачен.

Убежать из этого мира невозможно, даже отгородившись стеной. Успокаивало одно – её не замечали, как бы, не видели, а она могла наблюдать за всеми.

Создавалось впечатление, что никто никому не нужен. Оживлённая бессмысленная суета.

Неужели так живут все? Значит, она всё придумала и любовь – тоже лицемерный трюк, эгоизм, позволяющий получить больше, чем заслужил, даже больше, чем хочется! Относительно любви понятно, но равнодушны как оказалось, не все. Кое-кто увлечённо за ней наблюдал.

Света не замечала, что стоит, прислонившись к стеклянной перегородке аквариума, как человек, который кого-то ищет или ждёт, держась обеими ладонями за стекло, внимательно вглядываясь в толпу. Видно в напряжённом выражении лица, в неподвижно-застывшей позе, в чём-то ещё – был избыток информации, некий безмолвный посыл, вроде сигнала бедствия, а мужчина оказался не в меру любопытным, к  тому же восприимчивым к потоку эмоционального излучения и крайне впечатлительным.

Девушка не заметила, как он подошёл с обратной стороны стекла, как накрыл её ладони  своими руками, большими и сильными, как улыбнулся сочувственно и тихонько постучался взглядом.

Его глаза обладали удивительным магнетизмом. Светлана вздрогнула, стремительно отдёрнула руки, лицо выразило недоумение, испуг. На мгновение.

Удивительно, но так захотелось прикоснуться к зыбкой надежде ещё раз, просто дотронуться.

Несмотря на то, что стекло холодное, Светлана почувствовала прилив тепла.

Мужчина за перегородкой улыбнулся ещё раз, послал удивительно солнечный воздушный поцелуй, откланялся и пошёл своей дорогой.

Сердце девушки сжалось от предчувствия неизбежной потери. Мысли метались, рвались вырваться наружу. Другие мысли. Дмитрия, воспоминаний о нём, в них больше не было.

Она мечтала

Живя то будущим, то прошлым, воспоминаньем и мольбой, я без тебя сто жизней прожил и лишь мгновенье был с тобой (Андрей Дементьев)

Странное безумие, нервная обречённость до дрожи, нестерпимая боль, скрутившая так, что невозможно было вдохнуть или выдохнуть, но не в теле, где-то за его физическими пределами, заполняло всё обозримое пространство.

Взвинченное эмоциональное состояние, как эстафетная палочка облетело вокруг, взывая о сочувствии, сострадании, поддержке. Беззвучный крик души немедленно отозвался, вначале внезапными порывами ветра, поднявшими тучи пыли, пробежавшими по мостовой шустрыми завихрениями, вздымающими мусор, срывающими листья с деревьев, затем резко сгущающимися сумерками.

Небо неожиданно заволокло чернотой, раздались далёкие раскаты глухих взрывов, раздирающих небо в клочья, затем стеной обрушился дождь, многоярусной паутиной разворачивались сверкающие молнии…

Денису казалось, что негодует и страдает вместе с ним весь мир. Мир, который рухнул в одночасье. Его мир, казавшийся незыблемым и восхитительно дивным.