На крыше храма яблоня цветет

Мне нравится, как вы едите, смотреть на жующую женщину – одно из редких удовольствий умного человека – это почти то же, что видеть, как, например, горит новый пятиэтажный дом. Завораживающее зрелище! Видел недавно – пылал огромный особняк. Невероятно высокие лепные потолки, люстры стоимостью двадцатилетней зарплаты учителя высшей категории… широкие подоконники с грядками прохладных фиалок всех оттенков радуги уходили навсегда…

В одной из стен был вмурован сейф, на содержимое которого можно было приобрести маленький островок в стране магнолий или картину средневекового художника на самом престижном мировом аукционе. А в подвале коллекция терпких вин с запахом вулканического дыма.

Впрочем, коллекцию удалось частично спасти, да и содержимое сейфа тоже. Но я не об этом. То почти детское счастье, которое от пожара получили обитатели рядом стоящих особняков, да и просто зеваки, я буду помнить вечно.

Я находилась под сильным впечатлением. Со мной так еще никто не говорил.

А Гриша между тем продолжал:

– Вы недавно, кажется, переживали из-за мерзкой клеветы. Напрасно вы считаете себя опозоренной. Словесное болото вам пойдет только на пользу. – (Я нервно напряглась.) – Ваша честь в порядке. Но, согласитесь, юная барышня, вашему милому образу не хватает пары-тройки маленьких морщинок, которые бы полностью и сразу раскрывали внутренний мир. И это сделает обычная душевная грязь.

Она, наивная вы моя, иногда творит просто-таки чудеса! Обмазали тебя по молодости, глядишь, и душа сохранилась. И сострадание, и милосердие. В общем, человек! А если этого нет? Тогда можно образ Бога в два счета потерять. И это уже будет не человек разумный, а человек обыкновенный. Ой, только не говорите, что по большому счету не видите между ними разницы! Вы же тоже понимаете, что вам действительно во благо. Когда тело мажут грязью, оно вскоре, пусть и не сразу, но исцеляется, так и с душой.

– Но это всего-навсего мерзкая клевета! – не выдержала я. – Все эти слухи, сплетни – вымыслы толпы, не имеющие ничего общего с реальностью.

– Естественно, милая моя, естественно. Вы когда-нибудь видели, чтобы толпа говорила хорошее, доброе? Что-то такое, что помогло бы сохранить любовь, дружбу, защитить честь, верность, дать надежду? Вы видели толпу, покрывающую пороки? Ну! Ну! Сами знаете, такого быть не может по определению. Слышите?

Толпа – это почти всегда чернь. А где черные люди, там и черные слова, и мысли, и поступки, точнее, злодеяния. Поступки, если уж говорить точно, все-таки относятся к положительным героям, согласитесь? Не переживайте по этому поводу, прошу вас, вы еще так молоды и, простите и не обижайтесь, наивны. Он (Гриша многозначительно показал указательным пальцем в небо) вас поймет, а остальное не важно. Поверьте. Кстати, у меня есть небольшой кусочек полукопченой чесночной колбасы, она, видите ли, долго не портится, не хотите ли ее отведать?

Я отрицательно покачала головой и замолчала. Потом увидела рядом с собой сидящего Саэля, который смотрел на меня с такой нежностью и в то же время грустью, что сердце дрогнуло.

Рука сама потянулась к нему, мы легко оторвались от земли.

Еще некоторое время, находясь в состоянии полной невесомости, я думала про странного Гришу. Откуда он узнал про клевету? А может, он, как Саэль, все знает? Но мне все равно было приятно, что есть один взрослый человек из плоти и крови, который мне безотчетно верит, да еще один бесплотный, а это уже так много! Так много!

В городе только что прошел обильный дождь, и на небе появилась невероятно яркая радуга.

– Хочешь побродить по ней? – спросил меня Саэль.

О таком я даже мечтать не могла!

И в следующее мгновение, исполненная невероятной радости, я уже шагала по разноцветной дуге, временами проваливаясь в нее по колено, как в рыхлый апрельский снег.

Вдруг застежка на ботинке расстегнулась, и он с небесной высоты плюхнулся прямо в реку; рабочие, строившие неподалеку набережную, долго потом стояли открыв рты и, не веря собственным глазам, провожали изумленными взглядами мой ботинок, который теперь плыл, покачиваясь, как ни в чем не бывало в самом центре реки. Интересно, что подумали строители? Не каждый день ведь падают ботинки с неба? Мне от этой мысли стало весело и я рассмеялась.

– У тебя родился стих? – спросил неожиданно Саэль.

Я почему-то густо покраснела и, опустив глаза, виновато промямлила:

– В небесах, где реки отражаются
и песни соловья слышны.
Знаю я. Там ангелы влюбляются.
Стихи рождаются и сны…

Саэль засмеялся. Смеялся весело и долго, а потом, улыбаясь, добавил с некоторой иронией:

– Я бы по радуге бродила.
Я бы качалась там на тучах.
Небесных бабочек ловила.
Жила бы в миллион раз лучше!