На крыше храма яблоня цветет

Иван Михайлович тут же пояснил:

– Не обращайте внимания, так, ерунда. Вчера двое наших дембельнулись, так девки из-за них дрались.

Дом культуры мне наказано было сфотографировать, а также записать восторженные отклики молодежи, которая наконец его дождалась…

Вторым важным пунктом программы был рыболовный кооператив. Начальник села сказал про него: «Там все в полном порядке, что надо, я на магнитофон расскажу и фотки рыбы и рыбаков дам. Уже готовые». Я сделала вывод, что там работает кто-то из его родственников, и не ошиблась. Кооперативом руководит его жена. Мне пришлось на диктофон записать бойкий отчет о достижениях в области рыбной ловли.

Обедать мы поехали к бабе Гале. А после обеда я отпросилась у Ивана Михайловича сходить в семью ханты и написать о них, на что он брезгливо поморщился. Оказывается, семья, о которой я хотела рассказать, принадлежит к титульной национальности только на бумаге, на деле обычные славяне. Но баба Галя велела их не осуждать, пояснила, люди выживают, как могут. И не их вина, что обычным людям денег на жизнь не хватает, а работы нет. Вот и записываются в коренные народы, чтобы получить льготы…

Баба Галя – бесценный источник информации. Она, по собственному выражению, давно знает «всю политику села». Во время войны с родственниками приехала из Украины да так и осталась здесь. Дом, когда-то полный народу, теперь служит приютом для редких командированных. В разговоре две важных составляющих: «теперь» и «раньше». «Теперь» – это временной отрезок в последние два-три года, «раньше» – намного больше, целых семьдесят пять лет. Тогда по талонам честно отоваривали, зарплаты на семью хватало, зверья в тайге много водилось, песни вживую пели, коров держали, газеты во всех домах выписывали, шуму такого не было…

Мы просидели почти до вечера. Неожиданно начальник села вспомнил, что в детском саду с минуты на минуту должен начаться концерт. «А вам, корреспондентка, просто необходимо его увидеть. Наши сельские дети в отличие от ваших городских намного чище и это… талантливей». Деваться некуда, пришлось снова собираться и влезать в люльку.

В детском саду «Брусничка» было оживленно, в коридоре толкались не только родители, но деревенская молодежь. Белокурая молоденькая воспитательница оживленно беседовала с одним из солдат – моих недавних попутчиков. Нас почетно пропустили вперед, и мы с Иваном Михайловичем сели на первые, главные места. Заведующая детским садом была очень польщена посещением «высоких гостей», она так и сказала, когда торжественно объявила начало концерта.

На импровизированную сцену вышли нарядные девочки старшей группы и стали по очереди читать стихи. Кто-то говорил уверенно, кто-то стеснялся, и воспитательнице приходилось подсказывать. Дети есть дети. Объявили песню, я прослушала название. На сцену вышли два мальчика и две девочки и под одобрительные возгласы публики стали петь:

– Уронили Мишку на пол…
Оторвали пару жил.
Чтобы лишнего не лапал,
кучеряво так не жил…

Я застыла в недоумении. «Что это?» – спрашиваю у Воронова, он бодро отвечает: песня. Показывает пальцем на сцену. Ему кажется странным, что я задаю такой неуместный вопрос, ведь все вокруг видят и СЛЫШАТ, что песня. Дети поют! И сам им задорно подпевает:

– Он когтями пол царапал,
кляп ему мешал дышать.
Уронили Мишку на пол —
и оставили лежать…

Я побежала к выходу. У коридора возле детских шкафчиков спорили две девочки. Одна, наряженная в китайское тюлевое платье с кокетливыми бретельками как у взрослых, говорила другой, скромно одетой: «Маша, когда мы с тобой выйдем на сцену, ты отойди от меня подальше. Пусть все видят, какая я красивая».

Баба Галя мое решение уйти с концерта не одобрила, вздохнула, что теперь Воронов ей житья не даст, мол, неправильно приглядывала за командированной прессой. Так и сказала! Но внезапно черты ее лица просветлели, как стратег, «знающий всю политику села», она мне предложила пойти в поселковую баню, там как раз сегодня женский день, а начальнику села она объяснит мой уход из концерта так: я обнаружила у себя начало простуды, но поскольку не пью, то надо срочно в баню.

Признаться, я не очень люблю общественные бани, но деваться некуда, пришлось собираться и идти. Быстро собрала белье, мыло, шампунь, ополаскиватели, мочалку, зубные принадлежности. Баба Галя мне участливо протянула полотенце, сказала, свое побереги, тебе еще домой добираться, мало ли что. Хотелось отказаться, но вспомнила вынужденную остановку в Половате, взяла. Провожая меня у калитки, неожиданно спросила:

– Погодь, девка, а мыльно-рыльное ты с собой прихватила?

– Что? Мыльно, что?

– Ну там мыло, шампунь…

– Да.

– Ну тогда иди. Ступай с Богом!

С этими словами она широко перекрестила меня и дорогу.