На ладони ангела

И в Санто Стефано, и в других романских церквях я обретал внутреннюю уверенность. Эти низкие округлые безыскусные своды окружают и защищают тебя, словно всепрощающие руки матери, прижимающие к груди своего сына. Ощущение полностью противоположное тому, что я испытывал в угрожающем полумраке высоких и строгих готических нефов. Я хотел понять, почему полукруглый свод, настолько соответствующий человеческому естеству и его потребности в безопасности, уступил место новым формам. Не без удивления я узнал о роли социальной борьбы при переходе от одного стиля к другому. Готика проникла в Болонью в XIII веке под влиянием основанных незадолго до этого нищенствующих орденов францисканцев и доминиканцев. Дети крестьян и ремесленников, не имеющие ни гроша монахи, единственном имуществом которых были пара сандалий и рубище из грубой шерсти. Они объявили войну официальному духовенству, прелатам и епископам, являвшимися выходцами из знати. Тем сильным мира сего, которые, защищая свои привилегии, отстаивали также архитектурные традиции, а именно традиции романского стиля.

Как поступить? К кому примкнуть? На чью сторону ты встанешь? Ты же не мог быть сердцем левым и в то же время в мыслях быть обращенным к прошлому. Значит, ты должен был встать под готические знамена. Сколько же людей одурачили революции! Так в жертву дисциплине прогресса приносится священный порядок иллюзорных образов. Мне впервые, задолго до моих разборок с коммунистами, случилось задуматься над иронией Истории, которая отнимает одной рукой то, что она дает другой, и которая никогда не бывает чересчур щедра по отношению к твоему счастью и благоденствию.

Готический стиль лишил церкви колонн, вознес их остовы на головокружительную высоту, погрузил в таинственный мрак боковые нефы и создал те огромные пространства, что порождают в человеке ужас и чувство вины. На смену полукруглой арке, так называемому колыбельному своду, этой метафорической реминисценции колыбели младенца, пришел стрельчатый свод, который также справедливо называют ломаной аркой. Разрывающей интимную связь с материнским началом, рассекающей счастье, единое надвое. Сын, грубо лишенный мечты единообразного причащения, вырванный из своего гнезда, должен был расстаться с древним убежищем и вперить свой взор в величественный полумрак немыслимо высоких сводов, дабы узреть сокрытый в нем ужасный лик Отца. Что такое стрельчатый свод, как не нахмуренные брови Господа? В базилике Святого Петрония тебя непроизвольно охватывает дрожь, ты чувствуешь себя отверженным и осужденным. Монументальный неф сокрушает тебя своим угрюмым великолепием. Раздавленный царственной мощью корабельных нефов, ты мыслишь себя ничтожной тварью в преддверии наказания. Закон, угроза, страх проникли отныне в наши жизни. Нежные материнские руки оставили католическую религию на волю, несгибаемую волю Отца.

Я написал «в наши жизни». Это возвращение Христа к Яхве вероятно повлекло за собой столь драматичные последствия лишь для меньшинства: для нас, Дженнарьелло. Говоря «для нас», я имею в виду не только себя и своих собратьев из прошлого. Я говорю также о тебе, кто в это самое мгновенье возмущенно не соглашается со мной и готов уже бросить книгу и бежать к дон Микеле, чтобы назначить день венчания. Сколько бы ты ни пытался оспорить очевидное, сила моей любви в конце концов изгонит ложь из твоего сердца. Рано или поздно я научу тебя распознавать правду. Конечно, было бы куда проще скрыть от тебя все ужасы многовековых гонений и преподнести терпимость как универсальное достижение современного мира. Я никогда пойду на столь жалкий компромисс, даже ради того, чтобы преодолеть приводящее меня в отчаяние твое внутреннее сопротивление. Я стремлюсь убедить тебя, а не завлечь. Или ты предпочитаешь, чтобы я счел тебя слишком малодушным, чтобы вынести вид испытаний, которые тебя ожидают? Оставайся с Джузеппиной, если тебя заботит только собственное благополучие! Вот так сильно я горю надеждой, что к концу моего рассказа ты объявишь о своей капитуляции (увы, запоздалой и напрасной, Дженнарьелло!), так настойчиво я требую, чтобы осознанно ты сделал свой выбор, не поддаваясь лживым соблазнам.

Познай для начала цену слезам и крови, которых стоило нам в Средние века поражение аристократии народу. Копаясь в библиотеках для своей диссертации, я обнаружил некоторые документы, которые уточняют, когда и при каких обстоятельствах мы встретили своих первых палачей. А то ты скажешь, что ни профессор Лонги, ни мой брат Гвидо не могут быть призваны мною в свидетели, равно, впрочем, как и любой другой человек из моего окружения.