Но когда он опустил глаза с некоторой задумчивостью, которая придала его брутальной красоте какую-то непостижимую для меня нежность и таинственность, как если б два моих болонских ангела, грубый и женоподобный, плебейский и серафический, мирской и небесный, слились в одного, сердце мое поразило страшное озарение. Этот парень мечтал о роли? Он отказывался играть юра или проститутку? Он стремился к более благородному и более яркому амплуа? Прекрасно! Чего нам еще искать? Роль была вот она, созданная для него. В его слегка выдвинутой челюсти, в его широких и жадных губах, в его вытаращенных глазах, которые, казалось, замышляли некий заговор за счет самих себя, в его мощной несмотря на его хрупкое тело подростка шее, в его толстых руках, созданных, чтобы держать и сжимать, я угадал необходимые способности. Все в этом мальчике указывало на персонажа, которого еще не доставало в моей жизни. Тот же инстинкт, что направил меня к нему под аркадами на пьяцца деи Чинквеченто, внушал мне, что час его выхода на сцену пробил. В его руке не поблескивал меч, вместо воздушной туники на нем была куртка, в каких ходят на окраинах Рима — как было не узнать его, по его отстраненному взгляду, по его презрительно кривящимся губам и его маленьким розовым ушам, к которым бурно приливала кровь?
«Поедем», — прошептал я, торопясь исполнить последний акт драмы и посмотреть, как оба актера сыграют развязку. Когда мы подошли к машине, окруженные такой кромешной тьмой, что свет ресторана таял, не доходя до нас, на меня вдруг нашло вдохновение, которому я был вынужден покориться, и которое задержало нас на несколько мгновений. Я упал перед Пино на колени, наклонил лицо до земли и несколько раз поцеловал ее. Глубокое сострадание склонило меня к ногам того, кто из-за своего непредумышленного преступления на долгие годы окажется лишен свободы и до скончания века будет обречен на позор. Я не молился Богу с давних лет моего детства, но тут слова слетали сами с моих губ, дабы умолить Его сжалиться над невинным, что вскоре совершит поступок, за который он не будет ответственен. «Господи, избавь его, помоги ему вынести испытание судом и тюрьмой, внуши милосердие его судьям. И если Ты не можешь воспрепятствовать судебной ошибке, сократи хотя бы срок его наказания». Я поднял голову, чтобы перевести дыхание, после чего опустил ее снова. Я прижался лбом к земле, дабы Тот, кто устанавливает справедливость, если она есть на небесах, узнал виновного по его поведению.
Между тем Пино замерз и потерял всякое терпение. Не понимая, что я делаю у его ног, он тоже наклонился и зажег свою зажигалку. «Вот они!» — крикнул я, притворившись, что искал ключи, которые держал все это время в руке. Быть может, вместо того чтобы мне поверить, он подумал, что имел дело с порочным или свихнувшимся клиентом. Дальнейшие события, нарастающая враждебность, которую он проявлял ко мне, живость его реакций в решающий момент могут быть отчасти объяснены этим первым недоразумением. В моей бессловесной пантомиме, спровоцированной самым искренним состраданием, ему привиделся пугающий знак извращения и фетишизма.