На Лазурном берегу

– Я не сажала их в темницу, если ты это имеешь в виду. Хотя такое наказание им пошло бы на пользу. Но все равно первые два получили то, что заслуживали. Оба женились на настоящих мегерах, которые, как я узнаю из газет, медленно, но верно разоряют их. Третий был немного умнее. Он оставил все свои деньги мне, а сам ушел в монастырь.

Элизабет нахмурила брови.

– Так, значит, вы теперь совсем одна? И у вас нет своих собственных детей?

Петри молча смотрела в пространство, погрузившись в свои мысли. Возможность стать матерью представилась ей тридцать девять лет назад, когда молодой человек, которого она любила, бросил ее с разбитым сердцем и беременную. В то время Петри было семнадцать и, ужасно боясь родительского гнева, она пошла и сделала подпольный аборт, от которого чуть не умерла.

Через несколько лет вышла замуж за Карла, но все ее надежды иметь большую семью рухнули, когда он признался, что страдает бесплодием. Ее второго мужа, Фредерика, дети вообще не интересовали, а третий – бедный нерешительный Ричард – был слишком беспомощен, чтобы сделать хоть что-то толковое, тем более ребенка. В течение многих лет ей было тяжело даже смотреть на детей. Однако постепенно она привыкла не замечать их и внушать себе и другим, что не любит детей.

– Вы меня слышите, мисс Колини?

– Боже правый! – воскликнула Петри, боясь углубляться в эту тему. – Ты всегда так много говоришь, когда болеешь?

– Я говорю так много всегда! – с гордостью ответила Элизабет.

Через два часа, когда девочка заснула, позвонила Карен.

– Петри, сварите свежий кофе, – возбужденно сказала она в трубку. – И достаньте коробку того чудесного импортного печенья, что вы мне подарили. Я получила работу.

Зарплата Карен была почти такой же мизерной, как и в «Аркадии», поэтому она продолжала работать у Мирры в свой свободный день, и так же, как и раньше, экономила на всем, ведя спартанский образ жизни. Ее распорядок дня был просто изнуряющим. Правда, не нужно было появляться в театре до полудня, но зато она работала с двенадцати до окончания спектакля каждый день, кроме понедельника, и мчалась домой в обеденный перерыв, чтобы увидеться с дочерью. К счастью, Петри, которая вдруг почувствовала к Элизабет удивительную привязанность, сама предложила сидеть с девочкой в те дни, когда не могла Дебби.

– Ты не думала о том, чтобы переселиться в более удобную квартиру? – спросила Петри, увидев однажды, как Карен замазывает цементом щель между стеной и оконной рамой.

– Я думаю об этом постоянно. Но найти что-нибудь приличное в Манхэттене за те деньги, что я могу платить, – это все равно, что выиграть в лотерею.

Петри взяла с кресла свой желтый шерстяной шарф и небрежно заметила:

– Через неделю в моем доме на третьем этаже освобождается квартира. Маленькая, но в ней две спальни, ванная, и нигде не течет.

Карен опустила банку с цементом.

– Сколько вы хотите за нее?

– Триста долларов в месяц, – сказала Петри. – Если тебе это подходит, она твоя.

– Триста долларов? – изумилась Карен. – В таком районе? А сколько вы получали от предыдущего жильца?

– Это не твое дело. Дом мой, и я могу сдавать квартиры за сколько захочу. Ну, мне пора идти. Так ты хочешь жить в одном доме со мной или нет?

Карен медленно вытерла руки. Петри явно хотела сдать ей квартиру за более низкую цену – это единственное, чем она могла ей помочь. И хотя Карен никогда и ни от кого не принимала благодеяний, это было большое искушение.

– Надеюсь, ты не станешь обижать меня отказом? – спросила Петри, понимая ее сомнения.

– Нет, не стану, – коротко ответила Карен, зная, что актриса презирала всплески эмоций, если они происходили не на сцене. – Я согласна. Спасибо, Петри. Но как же ваше правило «никаких детей»?

– Правила придумываются, чтобы их нарушать, – сказала Петри, накидывая шарф на шею. – Я должна встретиться с адвокатом, чтобы составить контракт.

ГЛАВА 14

Это был коротенький коренастый человек лет сорока пяти цветущей наружности. Он отбросил ногой лежавший у него на дороге электрический шнур.

– Ты влюблена, припоминаешь? Безумно влюблена! Ники, любовь моя! – сказал Эл опасно сладким тоном, свидетельствующим о том, что терпение его на исходе. – Я не хочу, чтобы ты лежала в его объятиях как мороженая треска! – Эл махнул рукой. – Все отдыхают пять минут.

Ники Уэлш, стиснув зубы, вырвалась из рук партнера. Проклятие! Чего этот Циммер ждет от нее? Африканского темперамента? Да как же изображать дикую, необузданную страсть, если кондиционер вышел из строя на третий же день, а жара в Южной Калифорнии сейчас бьет все рекорды?

– Мисс Уэлш!

Она подняла глаза и увидела молодого человека, вытянувшегося по стойке «смирно».

– Не будете ли вы так любезны встряхнуть несколько раз головой? Вот так. Прекрасно, – промурлыкал он, взбивая ее белокурые волосы вокруг лица. – Просто великолепно!

Конечно же, великолепно! Ведь она – Ники Уэлш, модель, которая двадцать лет назад, можно сказать, подожгла весь мир. Потом пришло много других моделей, но такой, как она, не было.