На льду

Они все время со мной. Они в моих мыслях, моих снах. Мое тело помнит их запахи, прикосновение теплой кожи, звуки сдавленных стонов и учащенного дыхания над моим ухом.

Мне хотелось бы смыть их с кожи струей воды, как грязь. Но вода с мылом не могут избавить меня от того, что засело у меня в мозгу. Если бы волшебным образом можно было перенестись обратно в прошлое – до того, как я встретила этих мужчин. В то время, когда у меня были все эти наивные представления о том, как сложится моя жизнь.

Я просыпаюсь от того, что что-то щекочет мне кожу.

Серый свет просачивается сквозь грязные, обледеневшие за ночь окна. Несмотря на то что температура в домике явно ниже нуля, я не мерзну. Только шея и спина ноют после ночи на коротком и неудобном диване.

Я пробую сесть и достать термос с кофе. Наливаю кофе в крышку, опускаю ноги на пол, но он такой ледяной, что я решаю сразу одеться. Полностью одетая, подхожу к окну с биноклем в руках. Только сейчас я замечаю, что окна обледенели изнутри. Я тру их рукавом, чтобы можно было что-то разглядеть. Небо серо-стального цвета низко нависает над землей. Холм, на котором стоит дом Йеспера, весь покрыт свежим белым снегом. На снежной перине никаких следов. Никто – ни люди, ни дети, ни собаки не тревожили моего убежища ночью.

Я смотрю в бинокль, и мне смешно. Они сидят за кухонным столом на тех же местах, где сидели вчера, и завтракают. Словно так сидели всю ночь, только сменив мясо на йогурт с хлопьями.

Маленькая девочка тоже здесь. На ней полосатое домашнее платье, а брюнетка одета в белый махровый халат, которые обычно видишь в рекламе спа-отелей. Йеспер снова спиной ко мне, словно он знает, что я за ним наблюдаю, и хочет даже своей позой показать, что ему на меня наплевать.

Можешь повернуться ко мне спиной, но от меня тебе не уйти, думаю я. Я рядом. Достаточно протянуть руку – и разрушить тот безупречный фасад, за которым ты маскируешь свою жалкую жизнь.

От этой мысли настроение у меня улучшается. Я достаю хлеб и колбасу из пакета, лежащего под ржавым грилем, и мы завтракаем вместе, если так можно выразиться. Я ем свой завтрак и смотрю, как они едят свой. Вскоре Йеспер выходит из кухни. Женщина с девочкой остаются одни. Через пять минут он возвращается, одетый в спортивную форму. Брюнетка откидывается на спинку стула и поднимает лицо вверх для поцелуя. Йеспер склоняется над ней и целует, одновременно запуская руку в вырез халата и сжимая ей грудь.

Я опускаю бинокль на колени и с силой зажмуриваюсь. Начинаю теребить корочку царапины на ладони, сдираю ее, и горячая кровь капает на пол. Почему мне так больно? Я же знаю, что он мне изменяет. Это давно уже не новость. Я была в их доме, видела их вместе. Почему же мне так больно? Почему я так и не научилась быть сильной?

Я снова подношу бинокль к глазам и успеваю увидеть, как Йеспер бежит в сторону моря. Вскоре он пропадает из поля зрения. Я перевожу взгляд на кухню, но там тоже пусто. Только одинокая чашка на столе.

Я поднимаю бинокль выше, на окна второго этажа. В окне спальни шторы задернуты, но в соседнем окне видно девочку. Непонятно, что она делает. Светлая головка мелькает то тут то там в комнате, как будто она прыгает или бегает. Потом она тоже исчезает. Дом кажется покинутым, но я знаю, что они где-то внутри, потому что на улицу они не выходили.

Я решаю сделать перерыв. Писаю в старое красное пластиковое ведро, найденное в углу, чищу зубы, расчесываю пальцами волосы. Потом сажусь на диван, смотрю в окно и жду. Через полчаса возвращается Йеспер. Я вижу, как он осторожно подбегает к дому, словно боится поскользнуться на обледеневшей дорожке. Перед тем как зайти в дом, делает растяжку у дерева.

Сегодня воскресенье. Что делает счастливая семья в пригороде в воскресенье? Ходит по музеям? Приглашает своих удачливых друзей на бранч полакомиться омлетами, смузи и свежеиспеченным хлебом? Лепят снеговиков?

Это должна была быть я.

Это я должна была сидеть там за столом, а не эта брюнетка. Как же сильно я ее ненавижу.

Больше ничего интересного не происходит. Я ем бутерброды, разминаюсь, чтобы согреться. Кофе в термосе закончился, и я перешла на газировку, которая, к счастью, не замерзла за ночь. Внезапно мне вспоминается мама. Она возникает в моем сознании, подобно марионетке в театре. Наверно, потому что она, как и Йеспер, жила во лжи.

Я помню то утро, когда по дороге на работу мне позвонили из больницы. Сперва я вообще не хотела брать трубку, потому что уже опаздывала, а каждое опоздание означает красную метку на календаре. Конечно, если попадешься на глаза Бьёрне.

Женщина представилась врачом и сообщила, что мама больна. Оказывается, ее привезли на «Скорой» вчера вечером и оставили в больнице для обследования.

– Как она? – спросила я, зажав телефон между плечом и ухом, и поспешила вниз по лестнице.

– Мы пока не знаем, что с ней, но состояние стабильное, угрозы для жизни нет, но она сильно нервничает и спрашивает о вас.

– Обо мне?

Мама уже несколько месяцев не звонила, и в ее желание видеть меня верилось с трудом. Даже будучи больной.