На литературных баррикадах

Помню какую-то деревушку по дороге на Гродно. Гостеприимная хозяйка, совершенно потрясенная величественным видом Луговского, не зная, как угодить ему, буквально утопила его в жарких пуховых перинах. А ночью, напуганная богатырским его храпом, достигшим даже сарая, где сама она расположилась на ночь, долго будила нас: «Скорее, пан полковник умирает…»

А романтический пан полковник только приоткрыл один глаз, перевернулся на другой бок и захрапел не менее грозно и величественно…

…Помню шлагбаум у города Слонима, породивший довольно бессмысленное, но вызывавшее наш общий смех шестистишье Луговского и Долматовского:

Подымается шлагбаум.
Проезжает Апфельбаум.
Не опускайте, пожалуйста, шлагбаума.
Пожалейте нашего дорогого товарища Апфельбаума.
Но опускается шлагбаум.
И погибает Апфельбаум.

Помню, как проезжали Новогрудок, родину Мицкевича, и Володя, задумчивый, сосредоточенный, рассказывал нам о жизни великого польского поэта, друга Пушкина.

…Помню собрание интеллигенции в городе Гродно, где советские офицеры (Владимир Лидин и я) прочли пораженным гродненским учителям, инженерам, врачам, литераторам лекции о творчестве Генриха Сенкевича и Элизы Ожешко, а полковник Луговской вдохновенно читал стихи Адама Мицкевича.

…Помню и… комический эпизод. В Гродно на улице Наполеона Володя почтительно приветствовал идущего нам навстречу комдива. Комдив сурово остановил его и сказал:

— Нарушаете устав, товарищ полковник! Приветствуете старших небрежно, не вынимая трубки изо рта… Плохой пример для подчиненных. Делаю вам замечание.

— Это поэт Луговской, — шепнул я комдиву.

Он остановился озадаченный.

— Ах, Луговской, поэт… Ну тогда другое дело. А все-таки устав есть устав. Имейте в виду.

Мы долго потом подсмеивались над смущенным Володей…

…Помню и замечательные стихи Володи, прочитанные нам на каком-то биваке, «Ночь под Молодечно» (стихи писал он ежедневно, беспрестанно, в любой обстановке).

Начало:

Ночь, полная листвы
                                и медленного гула.
Затор грузовиков,
                           и мы опять идем.
На сотни верст
                       земля
                                качнулась и вздохнула,
И танки говорят
                        с лесами и дождем…

И конец:

Народ бессмертней нас.
                                    Он будет видеть вечно
Сентябрьских
                     злых лесов
                                       величье и красу.
Но мне дана
                   одна
                           та ночь под Молодечно,
Московских танков гул
                                   в бушующем лесу.
Пусть каждый из людей
                                    поймет
                                               без перевода,
Как пробивали мы
                            свободе путь прямой.
Плывут грузовики —
                                птенцы родных заводов.
Уходит грузовик —
                             фонарик за кормой.

7

В Бресте мы встретились с поэтом Александром Твардовским, прикомандированным к армии комкора Василия Ивановича Чуйкова, впоследствии прославленного героя битвы на Волге.

В редакции армейской газеты состоялся импровизированный вечер. Луговской читал «Смерть Шиманского», Долматовский — «Песнь о сестре» и «Городок Долматовщизны», Твардовский — «Вчера и сегодня».

…Вчера хлебороб —
Белорус, украинец —
Стонал на убогой
Своей десятине.
         Вчера здесь батрак
         Почитался за быдло,
         И доли иной
         Ему было не видно.
Вчера были паны…
Услышьте же, люди:
Сегодня их нету —
И завтра не будет!

Ночевали мы все в редакции на огромной куче трофейных знамен.

На следующий день выехали дальше — на Варшаву.

Здесь, за Бугом, в лесу у деревни Яблонь, оказались мы свидетелями одного из немногих в тот поход жестоких боев, которые вел батальон капитана Малышева с панскими офицерами и жандармами. В этом бою были ранены помощники Малышева — старший лейтенант Вилонов, лейтенант Бабичев, погиб младший командир комсомолец Гречухин.

Это, в сущности, был первый настоящий бой, в котором пришлось нам принять участие. Сколько их было потом, в более поздние годы! И все же не забыть никогда этого первого…

Сентябрьский вечер. Мы стоим с капитаном Малышевым на опушке леса между поселком Вишнецы и деревней, где расположился штаб дивизии. Говорим о прошедшем сражении, о погибших героях, замечательных бойцах.

Солнце уже клонится к закату. За лесом пламенеет багровая полоса, неподалеку горят леса, и дым стелется до самого горизонта.

Капитан Малышев тихо говорит, оглядывая своих запыленных, уставших бойцов:

— С честью пронесли полковое знамя. Жаль товарищей, жаль Гречухина…

Потом он подзывает старшего лейтенанта Телешева и дает приказ о дальнейших действиях батальона.

Я послал очерк «Подвиг капитана Малышева» в «Правду».

А в «полевой книжке» Володи Луговского появились стихи: