Настала Страстная недля, послдніе дни подошли. На мельниц шли приготовленія къ празднику: Елена Тимофеевна съ стряпухой Маврой и варила, и пекла. Ребятишки яйца красили въ краску разную да луковыя перья. На пятницу теплая погода выдалась. По всему склону, на которомъ за полверсты отъ мельницы стояла деревня, бжали въ рку ручьи, рка вздулась, съ берегомъ почти сравнялась.
Веллъ Герасимъ окна въ горниц раскрыть, захотлось ему весеннимъ, легкимъ воздухомъ подышать. Раскрыли окно, въ него пахнуло весной, слышно стало, какъ птицы щебечутъ, воробьи по застрхамъ чирикаютъ, голуби воркуютъ. Слышно стало Герасиму, какъ полая вода бжитъ, бурлитъ и бучитъ, какъ кипятокъ въ котл, въ первый разъ кукушку услыхалъ… Хорошо стало на сердц у Герасима, такъ хорошо, какъ никогда не бывало.
«Весна!» – думаетъ, – «вотъ и весна красна пришла, – всему свобода!»
Глубоко вздохнулъ Герасимъ, повернулся на бокъ и заснулъ. Часъ и другой прошелъ, – не просыпается Герасимъ.
Пришла Елена Тимофеевна, похлебать кое-чего принесла, стала мужа будить – не добудится. Дотронулась до руки, до головы, – а ужъ онъ холодный, окоченть усплъ. Тло-то вотъ оно, на кровати лежитъ, а душ, какъ говорилъ Герасимъ, – «свобода пришла».
III.
Похоронили Герасима, и семья его осталась жить на мельниц, у дяди Ивана. На мельниц дла шли хорошо, съ барышомъ, поэтому Ивану не трудно было содержать дв семьи, – свою и братнину, хотя за столъ садилось восемь душъ.
Братья жили въ достатк, ни въ чемъ не нуждались, – было кое-что и залишнее. Была у нихъ тройка хорошихъ разгонныхъ лошадей, на всхъ сбруи съ наборомъ, сани троечныя, господскія, съ хорошей полостью, была пара битюговъ рабочихъ, дв коровы и мелкаго скота, и птицы достаточно.
И вещи хорошія были у нихъ, золотыя, серебряныя, шубы енотовыя и всякаго платья и скарба достаточно. По-этому Иванъ не тужилъ, оставшись одинъ хозяиномъ, – надялся всхъ прокормить
Одно только смущало его, что мельница приходила въ ветхость, и Иванъ предвидлъ то время, когда нельзя будетъ на ней работать.
И вотъ однажды, вскор посл похоронъ брата, запрягъ онъ въ телжку своего любимаго сраго рысака и похалъ къ Петру Селиверстовичу Глоткину, въ городъ.
Петръ Селиверстовичъ былъ еще нестарый человкъ, лтъ 43–45, и отличался, по временамъ, разными причудами. то откростъ конскій заводъ, накупитъ дорогихъ лошадей, матокъ, потомъ вдругъ ему все надостъ, и конскій заводъ идсть въ продажу за безцнокъ, То начнетъ молочный скотъ разводить, масла выдлывать, сыры варить, и опять все хозяйство рушится. Но при этомъ, тратя большія деньги на заводы да сыроварни, – Петръ Селиверстовичъ отказывалъ своимъ арендаторамъ въ самомъ необходимомъ; братья не разъ уже говаривали ему о новой мельниц, да все безъ толку.
Глоткинъ былъ дома, сидлъ въ халат въ своемъ кабинет и говорилъ съ какимъ то усатымъ господиномъ. Ивана онъ принялъ ласково, посадилъ въ кресло, спросилъ, не хочетъ-ли чаю.
Иванъ поблагодарилъ и отказался.
– Ты, поди-ко, опять на счетъ мельницы? – спросилъ Глоткинъ.
– Совершенно врно, – отвчалъ Иванъ, – потому всю плотину вымыло водой до материка, и сваи сгнили, совсмъ не гожа мельница стала.
– А поправить, починить нельзя?
– Помилуйте, какая тамъ починка! Сваи нужно новыя, а прежде нужно мсто расчистить, амбаръ разобрать, да и колеса поломались.
Петръ Селиверстовичъ задумался.
– Нтъ, Иванъ, – сказалъ онъ, – не могу я мельницы строить. Мн, вотъ, охота сколько денегъ стоитъ. Борзыхъ пару купилъ, отличныя, англійскія борзыя!..
– Да вдь мельница-то, Петръ Селиверстовичъ, доходъ даетъ, а отъ борзыхъ вашихъ, кром убытка, ничего!
– Ну, не скажи, – промолвилъ Глоткинъ важно, – хорошая охота большихъ денегъ стоитъ!
– Стоитъ денегъ, да не даетъ!.. Это врно!..
Петръ Селиверстовичъ ничего не сказалъ, только посмотрлъ сердито на Ивана: дескать, этакой мужикъ простой, мельникъ, а туда же, умничать сталъ, и господинъ съ усами тоже сердито посмотрлъ.
– А если я, Петръ Селиверстовичъ, на свои деньги поставлю? – не унимался Иванъ.
– Ну, что же, ставь! – сказалъ Глоткинъ. – Отчего же? Это можно!
– И мельница будетъ моя?
– Какъ твоя? Что будетъ стоить, ты мн подашь счетъ, и я теб твои расходы на стройку засчитаю въ арендную плату. Прижимать не стану, плата останется прежняя. Такъ вотъ такъ мы дло и покончимъ! – ршилъ Глоткинъ и къ усачу повернулся.
Очень довольный ухалъ Иванъ отъ Петра Селиверстовича, и всю дорогу, безъ мала двадцать верстъ, пока мчалъ его срый, – все мечталъ о томъ, какую онъ мельницу поставитъ на Перемывк, и какъ она у него заработаетъ на славу да на пользу хозяйскую. Прикинулъ онъ, сколько нужно будетъ лсу и всякаго другого матеріала, подумалъ и о томъ, гд выгодне будетъ лсъ купить и, все прикинувъ и сообразивъ, еще веселе сталъ и началъ сраго возжами подстегивать, чтобы ходче шелъ.
IV.