На месте Валерии

Слова Борхи прозвучали в ушах Кармен как самое чудесное в мире признание в любви. Ее не волновало, что звезды не просыпались дождем над ее постелью, поскольку той ночью все, что обычно писали в любовных романах в мягких обложках, потеряло смысл. Ей стало безразлично, что Нереа целовала Даниеля, что ее наверняка уволят, что Лола ее обманула и даже я скрыла важную информацию.

Кармен не пугала бессонная ночь, она собиралась насладиться каждым ее мгновением, подарив Борхе несметное множество поцелуев, о которых она мечтала, наблюдая за ним со своего рабочего места.

Лола открыла дверь. Неожиданный визит утром в воскресенье застал ее врасплох. В уголках глаз с утра собрались черные катышки — она не имела привычки вечером смывать макияж. Если честно, я подозреваю, что она никогда не делала это так, как положено. Природа наделила Лолу изумительной кожей с оттенком корицы. Ее не портили даже всякие вредные излишества, а потому не существовало повода для беспокойства, во всяком случае, настолько серьезного, чтобы дойти до ванной комнаты и удалить перед сном боевую раскраску. С черными катышками или без, но Лола совершенно не ожидала увидеть на пороге Кармен, замершую с кривоватой улыбочкой. Самое поразительное, что подруга выглядела превосходно, ослепительно, как будто тщательно прихорашивалась с шести утра.

Не дав Лоле сказать ни слова, она прошла в гостиную и поставила на стол запотевшую бутылку холодного джина. Лола — со спутанными волосами и в ночной рубашке — с подозрением покосилась на выпивку и, повернувшись лицом к Кармен, невнятно пробормотала:

— И что это значит?

— Я хранила ее в холодильнике для особого случая. Люблю отметить важное событие рюмочкой. Почему ты не достаешь бокалы, Лола?

— Кармен, сейчас только одиннадцать. Слишком рано, чтобы пить джин, даже для меня.

— Неси бокалы, — решительно велела Кармен, перестав улыбаться.

Лола была слишком сонной, чтобы сразу вышвырнуть ее из дома или долго выяснять, уж не обкурилась ли она какой-нибудь дрянью. Она послушно принесла из кухни две небольшие рюмки, села рядом с Кармен и закурила сигарету. Последовала молчаливая дуэль взглядов. Наконец Кармен моргнула и разлила по рюмкам джин.

— Натощак? — возмущенно спросила Лола.

— Натощак.

— Ты пьяна, Кармен?

— Нет.

— И в чем дело?

— Пей, — приказала Кармен.

Лола долго не раздумывала: вскинув локоть, она залпом осушила рюмку. Если Кармен решила устроить соревнование на выносливость, то она серьезно ошиблась в выборе соперника. Кармен тоже выпила свою порцию джина и со стуком поставила рюмку на стол.

— Что отмечаем? — поинтересовалась Лола, выпустив струйку дыма.

— Вечером был банкет по случаю дня рождения шефа.

Услышав это, Лола поперхнулась, Кармен же спокойно продолжила:

— Он представил свою невесту.

— О, неужели?

— Да, и оказалось, мы знакомы, — язвительно прошипела Кармен.

— Хм-м… — протянула Лола, изображая дурочку. Обе замолчали, но очень быстро Лола пришла к выводу, что лгать дальше бессмысленно. — Кармен, я…

— Ты хочешь сказать, вы, — сурово поправила Кармен.

— Нереа ничего не знает.

— Это я поняла.

— Мы с Валерией сомневались, стоит ли тебе говорить. Мы же не знали, чем дело закончится. Вдруг они разбежались бы, прежде чем их знакомство переросло во что-то серьезное. И зачем было тебя травмировать раньше времени?

— Я не сержусь. — Кармен улыбнулась и снова наполнила рюмки джином.

— Значит, нет? А так и не скажешь. Ты пытаешься угробить мой желудок, заставляя пить джин натощак. Да простит меня бог, это не в первый раз, но скажу тебе, подруга, когда становишься старше…

Кармен расхохоталась:

— Я хочу выпить.

— Есть повод?

— Я наконец-то смогу устроить шефу веселую жизнь, и ты мне поможешь. А кроме того, я провела ночь с Борхой.

Лола воззрилась на нее и, расхохотавшись, подняла рюмку. Они с Кармен чокнулись. Выпив джин до дна, подруги изобразили жест «дай пять», хлопнув друг дружку по ладоням.

Приключение обещало быть занимательным.

17. Что говорит женщина, спрятанная в сундуке

«В тот момент меня совершенно не интересовали клятвы любить вечно. Он, его имя, бездонные глаза и это пошлое подмигивание больше ничего не значили. Все казавшееся важным стало ничтожным. Я посмотрела на Давида в надежде, что хотя бы он проявит сочувствие, но, как и Гектор, он сохранял невозмутимый вид. О чем тут еще говорить? Оставалось лишь гордо промолчать и вернуться домой. Бороться дальше не имело смысла. Это была не моя война».

Я фыркнула. Хуже не придумаешь. Мне захотелось устроить самосожжение. Груда черновых набросков романа увеличивалась, а вместе с ней росла и моя тоска.