Как за что? За работу. ПТУ кончил. Аттестацию прошел.
За что, спрашиваю, в колонию попал?
Не попал, а попали, — не сдержался Иванников. — И потом, я на работу пришел устраиваться — не на допрос.
Не грубите, юноша. Молоды еще, — одернул начальник, но «тыкать» перестал. — У нас не какая-нибудь шарага, а тракторное объединение, понимать надо. И разряд еще подтвердить придется. Да и характеристики не вижу.
Подтвержу, — уверенно сказал Юра и растерянно закончил:
А характеристику мне на руки не дали.
В колонии какую работу выполняли?
Юра скорчил кислую физиономию и махнул рукой:
Мясорубки делали, фотоаппараты собирали.
Начальник отдела кадров заметно оживился, явно не разделив его пренебрежения.
Очень хорошо. Пойдете в пятисотый цех.
Он придвинул заявление Иванникова и размашисто наложил резолюцию.
Смена настроения и быстрое решение насторожили.
А почему не в четырехсотый? — спросил Юра.
Пятисотый ближе вам по профилю.
Что вы имеете в виду?
Это цех ширпотреба. В нем как раз мясорубки изготавливают, разимо там соковыжималки. Туда и без характеристики обойдется.
Я пришел тракторы делать, — вспылил Иванников. — Тракторы, понимаете, а не мясорубки.
Понимаю. Все хотят тракторы делать. Но нужны и мясорубки, а вы, можно сказать, специалист в этой области. Вам и карты в руки. Держите.
Ом протянул документы, но Иванников убрал руки за спину.
У меня направление в четырехсотый цех, и ни в какой другой я не пойду.
Напрасно упрямитесь, молодой человек. На основное производство, тем более на главный конвейер, нам нужны знающие, проверенные кадры.
Чистенькие? — Юра зло сощурил глаза.
Если хотите, в определенной степени и чистенькие, как вы извозили выразиться.
А я что, грязненький, по-вашему?
Ну зачем крайности. Не будете же вы возражать, что пришли и нам, мягко выражаясь, с подмоченной репутацией, — повысил голос начальник.
Репутацию мне еще предстоит заработать. А за прошлое, что понижено, я отбыл. Не за красивые глаза условно-досрочно освободили.
Вот именно: условно, — подхватил начальник. — И я на мясорубки посылаю вас не на всю жизнь, а, так сказать, тоже условно. Поработаете, проявите себя, а там посмотрим. Может, и переведем на оспенное производство. Даже вполне возможно. Да не огорчайтесь, — подбодрил он, — вы молоды, у вас все впереди.
Давайте назад мои бумаги.
Начальник протянул документы.
И направление в четырехсотый цех, — потребовал Иванников.
Нет, с ним мы еще разберемся. А вам советую прямиком к начальнику пятисотого.
Дудки. Не на одних ваших мясорубках свет клином сошелся, — уже с порога кинул он и так грохнул дверью, что секретарша вздрогнула.
Нот и все. Не работать ему рядом с Надей, не делать тракторы.
Желание искать работу вообще пропало. Пошел домой, улегся на диван и уставился в потолок. Пролежал до вечера, пока не пришли мать с дедом.
Ты потомственный тракторостроитель и выбрось из головы другой завод, убеждал дед, выслушав Юру.
На мясорубки меня посылают — это вам ясно?! — чуть не взахлеб кричал гот. На мясорубки, а не на тракторы!
А может, пойти все-таки, Юрашик?! просила мать. — И от дома рукой подать, и в одном объединении работать будем, только в разных цехах.
У тебя-то цех, — презрительно скривил губы Юра.
А как же! Нашу больницу цехом здоровья называют. Может, в самом деле начать с ширпотреба, а потом, глядишь, и на тракторы переведут? Мясорубки, они людям тоже нужны, без них котлет не сделаешь, а сам ведь любишь.
Да замолчите вы, надоело! Сказал — больше туда ни ногой, и точка.
Дед переглянулся с Ольгой Александровной, вскинул голову — держи, мол, выше — и миролюбиво сказал:
Пошли ко мне, Юра. Покажу кое-что. Посмотрим, может, и письмишко от Валерки пришло, пора бы. Да и у нас ты не был, с тех пор как ружье мое раскурочили.
Желание хоть заочно пообщаться с Валеркой сбило накал страстей, и Юра стал собираться.
У Архиповых, как и у них дома, вещи стояли на прежних местах и тоже выглядели игрушечными. Только дед, с его небольшим росточком, был здесь на месте, а он — словно Гулливер в лилипутской квартире. Эх, сюда бы еще Валерку.
Прошелся по его комнатке — три шага вдоль, четыре поперек. Одному развернуться негде, а тогда, помнится, втроем свободно размещались.
Вошел Архипов с альбомом в руках. Устроился на тахте.
Садись, деда твоего покажу.
Юра сел рядом и стал рассматривать фотографию на первой странице альбома.
Сразу после записи в народное ополчение заводской фотограф щелкнул. А вот это, — Николай Филиппович показал фотографию на следующей странице, — перед отправкой на фронт.
На первой все разномастно: у каждого свой возраст, рост, одежда, прическа. Только настроение у всех веселое: улыбаются, разговаривают, словно в турпоход собрались.
Уловив его мысли, Архипов подтвердил:
Рады были, что записали в добровольцы: многим ведь в тот день отказали. Да и никто тогда не думал, не гадал, что война долго продлится, столько горя принесет.
Ровный строй, оружие, суровые лица на второй фотографии совершенно изменили тех же самых людей: выстроены по ранжиру, военная форма и наголо остриженные головы под пилотками. Только возрастом и отличаются.