На милость дня. Былинки

Неужели старуха права

И его принимает за сына?
Он-то знал, что старуха – вдова…
И сыны полегли до едина.

– На, возьми, – ее голос пропел, —

Скоро будут большие морозы! —
Взял носки, ей в глаза поглядел
И сдержал непонятные слезы.

Его ужас три года трепал.

Позабыл он большие морозы.
Только бабку порой вспоминал
И свои непонятные слезы.

Юрий Кузнецов † 2003

Мы, русские, и вправду со странной душой живем: если ненависть, то до крови под ногтями, но она исчезает при виде больного несчастного военнопленного, у которого и семья, и работа, и навыки почти как у нас, русских, и тоска в глазах, и чувство вины… Отходчиво русское сердце…

Пленный

Когда он играл на гармошке губной, взор угасший как будто в себя обратив, понимал или нет, – ведь немецкий мотив пахнет только что кончившейся войной? Но лилась над дворами «Лили Марлен», надувалась натужно худая щека… А в понурой фигуре сквозила тоска: невеселая штука – трехлетний плен. Побежденный, голодный, быть может, больной, он пришел к нам из лагеря под выходной, и никто выступленья его не пресек. Подавали в пилотку ему кто что мог: то картофель вареный, то хлеба кусок… Был не враг этот страждущий человек (Михаил Шаповалов).

Сам я пленных немцев по малолетству не застал – их отпустили в 48-м, но тогда я вообще еще начинал познавать действительность. Наш Хорошевский тупик полностью отвечал своему названию: он упирался в расположенные под прямым углом две строительные части, а за ними находился Центральный аэродром – бывшее Ходынское поле. Строители ходили в странной, мышиной форме и, кажется, без погон, Наслушавшись небылиц от старших пацанов, я думал было, что это и есть пленные, но скоро понял – наши: они много пили и тогда, свесившись с забора, спрашивали, есть ли у меня сестренка. Солдаты просили у меня мелочь якобы на конверты, и я, наивная душа, приносил им трудно накопленные копеечки, Строители восстанавливали столицу. А вся Хорошевка была с немецкой аккуратностью застроена двух- трех- и четырехэтажными домами: над ними проходила глиссада для посадки самолетов.

Михаил Немцев

Очень жалею, что меня не было на свете, когда громадную колонну пленных во главе с генералами проводили по улицам Москвы, а сзади поливальные машины струями смывали с асфальта следы несостоявшихся захватчиков. Впрочем, если бы я родился раньше, еще неизвестно, писал бы я сейчас свои былинки…

В первые месяцы войны в плен попало пять миллионов советских солдат, и цифра эта до сих пор ужасает меня. Как обращались с нашими, вы и сами знаете – Советский Союз не подписал Женевскую Конвенцию о защите жертв войны (она была подписана СССР только в 1949 году), поэтому русских за людей фашисты не считали: коммунистов расстреливали сразу, других отправляли в концлагеря и медленно убивали голодом, болезнями, расстрелами за провинности. Было много попыток побега; кому-то везло добраться до своих…