На молитве. В тишине и в буре

Вопиющая несправедливость, когда человеку не доплачивают достойной цены за его труд, и страшная кара постигнет на Страшном Суде тех притеснителей, которые выматывают у людей силы, пользуясь их безвыходным положением и не платя должного.

Но это тяжелое и трудно переносимое положение притесняемые могут обращать для себя в великий подвиг духовный.

Пусть они скажут Всеведцу Господу: «Господи, по слову Твоему мы трудимся и хотели бы трудом нашим обеспечить себя. Но то, что мы зарабатываем, еле хватает на первичные нужды наши, и умрем без гроша, как родились без гроша, и, Господи, не можем мы нести Тебе даров, какие приносят Тебе богатые люди. Прими же от нас в дар и прощение наше нашим обидчикам и притеснителям, и те деньги, которые мы по справедливости заработали от них и которые они нам недоплатили».

И в таком расположении духа можно благодушно нести крест трудовой бедности, верой и упованием на Бога совершенно утишая волнующую мысль о судьбе своей, судьбе своей семьи.

Да, порывом веры, в то время как богатый приносит Богу жертву от изобилия своего, бедный может приносить Богу в жертву то, на что он, казалось бы, имел право, но что ему не дано; и только люди глубокой веры поймут и возможность этой жертвы и чудную высоту ее.

Помнить прежде всего и выше всего о Боге и успокаиваться в чувстве зависимости от Него – вот чему учат слова Христовы об излишней попечительности мирской.

«Господи, весь я тут!» – вот, говоря мирским языком, то чувство преданности, покорности и доверия к Богу, которое должно выработаться в каждом истинном христианине.

Все прах, все ничтожно, бесценно, а выше всего, единственно ценное для нас только Бог. И только вечность и наша слава в вечности важны для нас, и чем мы более будем расти духом, тем яснее будет становитьсядля нас смысл заветных слов, которые тихо проносятся по храму в таинственном распеве Херувимской песни, как задушевный шепот заглянувшей в вечность души: «Всякое ныне житейское отложим попечение».

В разлуке

Итак, Он вознесся от учеников Своих…

И какие сложные чувства волновали их душу!

Чувства великой радости и ликования, что Тот, Который не имел где главу преклонить и скитался по дневной жаре и ночному холоду по каменистым дорогам Иудеи, Который был схвачен в страшную ночь в Гефсиманском саду, водим от суда к суду, заушен, бичеван, безвинно приговорен к позорнейшей казни, осмеян, распят, прободен и погребен во гробе,  – что Он во славе вознесся в то самое небо, откуда сошел на землю для Своего великого, бессмертного, судьбу вселенной в корне изменившего подвига.

В неимоверном уничижении.

И ученики стояли тогда и ликовали за усовершение своей веры, которая так часто за эти три года в них изнемогала… стояли, счастливые, от одного сознания, с Кем они находились это время, Кому внимали, Кем были воззваны к новой жизни, Кем были посланы и благословлены на проповедование Царствия Божия… стояли, быть может, печальные, что отошло для них счастье стояния с Божеством лицом к лицу, счастье постоянного, непосредственного общения со Христом.

И подобные же сложные чувства переживает всякая душа христианская, которая живо воспринимала события последних дней земной жизни Христа. С мироносицами на заре подходила к пещере погребальной и получала чудную весть от ангела; с учениками за трапезой в Эммаусе познавала Христа, с Фомой влагала Ему персты в язвы гвоздиные; с учениками видела Его ходящим по морю,  – переживала глубоко и близко все эти волнующие воспоминания святейших дней. И как за эти дни душа сроднилась с Ним, таинственным Женихом своим!…

Как бы хотелось ей длить и длить эти дни и часы, как бы хотелось ей, подобно сестре Лазаревой Марии, не отходя от ног Христовых, внимать словам благодати, исходящим из уст Его. Как бы хотелось продлить вовек эту неописуемую тишину последней вечери, остановить эту нежную зарю утра воскресения, озарявшую опустелый гроб, до бесконечности продлить тот миг, когда душа вместе с Магдалиной, по слову Христа «Мария», признала воскресшего Христа и бросилась к ногам Его… Но вот тут же раздается слово: «Не прикасайся ко Мне»… Какое-то слово разделения, слово, полагающее отныне преграду между живущим на земле человеком и для земли воплотившимся, но имеющим вознестись на небо Божеством.

Как странно, как сложно!

С одной стороны, Он входит с людьми в ближайшее общение. Он в них вливает до скончания веков струящийся по земле неиссякаемый поток Своей Крови; с другой – вот это «Не прикасайся ко Мне!»

Да, вечное трепетное ожидание, всегдашняя жажда Христа без окончательного еще с Ним соединения, которое приготовлено в вечной обители,  – вот судьба души человеческой, длительное состояние таинственного обручения.

Есть какая-то особая святыня и высота в отношениях двух обручившихся душ, в отношениях жениха и невесты, познавших друг в друге духовную родственность и обручившихся между собой навеки пред людьми и пред Богом.