На морских дорогах

Над городом стоял незатухающий день. Солнце и ночью щедро заливало яркими лучами красавицу Двину и древний город. На причалах круглосуточно грохотали лебедки, слышались голоса грузчиков, гудели автомашины.

Как только трюмы кораблей освобождались от военного снаряжения, их тут же ставили под лесоматериалы или руду. Мы встречно помогали союзникам.

Оставшиеся в живых после тяжелого плавания иноземные моряки разгуливали по улицам, придавая городу несколько необычный вид. Здесь были англичане, французы, американцы, поляки, негры, арабы, югославы. Они появлялись в самых разнообразных одеяниях, а некоторые и вовсе в одном белье, если запаздывала одежда, заказанная для них. В основном это были выздоравливающие, самовольно уходящие из госпиталя.

Встречал я и славных моряков польского эсминца «Горланд» из конвоя PQ-16. Некоторые подлечили раны, полученные в боях, и выходили на улицу погреться в лучах северного солнца. Будет или нет существовать после войны свободная Польша? Вот что их тревожило в то время больше всего.

На проспекте Павлина Виноградова у здания музея стоял старый английский танк. В январе 1919 года он действовал против советских войск и был подбит. После провала интервенции танк отремонтировали, он использовался местным гарнизоном для учебных целей. В 1940 году нарком К, Ворошилов подарил его городскому музею.

В 1942 году танк был обшит досками. Помню, английские моряки с интересом разглядывали его сквозь щели.

На самом оживленном месте, где скрещивались Поморская улица и проспект Павлина Виноградова, всегда толкались люди: Здесь гостиница, продовольственный и промтоварный магазины, аптека. Совсем недалеко торговля книгами. Чуть ближе к берегу Двины находился знаменитый архангельский Интерклуб, один из самых старых в Советском Союзе.

В этом клубе я неожиданно встретил Героя Советского Союза Д. Г. Трофимова, моего товарища по «Седову». Дмитрий Григорьевич выглядел плохо, очень похудел, на нем была потрепанная синяя роба и английская морская фуражка.

— Два раза тонул,—сказал Трофимов, — только вчера нас привезли. И сейчас еще очухаться не могу. Пойдем, Сергеич, посидим где-нибудь. — Мы пошли в гостиницу, заняли в кафе свободный столик.

По всему я видел, что Дмитрий Григорьевич много пережил. И он еще не знал, что недавно в Ленинграде при обстреле города погибла его жена. Я не решился сказать ему об этом…

— Ты здорово устал, — осторожно начал я.

— Устал? Не то слово. Я не верю, что жив и хожу по улицам родного города. Мне хочется то обнимать всех встречных, то лечь в сторонке, на теплых деревянных мостках и заснуть под людской говор. Уж не помню, сколько дней не спал. В море только и ждали: либо торпеду под ноги, либо бомбу на голову, либо смерть в ледяной воде. Ты ведь знаешь, Сергеич, я не из трусливых.

Я умею подавить страх, заставить себя работать и в машине, и у пулемета. Но всякому напряжению есть предел. Считаю, что остался живым случайно, а должен был погибнуть, как многие… Ты знаешь, почему я выдержал все это? От злости! Чем больше летело с неба бомб, тем я больше распалялся. Как я хотел свалить к черту хоть один их самолет!

— Расскажи, что с тобой произошло.

— В борт нашего судна попали две торпеды — и конец. Очутился в воде. Вскарабкался, вернее, меня втащили на плот. Одежда замерзла. Если бы английский тральщик, сам изрядно подбитый, не подобрал нас, через полчаса — верная, смерть.

— Где вас торпедировали?

— У Медвежьего, в апреле. На тральщике к нам, спасшимся, превосходно относились. Мы стояли вахты у машин и у орудий. В Исландском порту нас перевели на крейсер «Ливерпуль» — на нем добрались в залив Скапа-Флоу, а потом в Лондон. В качестве пассажиров подали в семнадцатый конвой. 6 июля нас и там разбомбили, и мы снова оказались на шлюпках. Вот так, Константин…

— Хочешь работать на берегу, Дмитрий Григорьевич?

— Нет. Вот подлечусь, пойду в море.

Действительно, через месяц он снова воевал. В следующий раз я встретил его уже на Дальнем Востоке.

День спустя после нашего разговора мы в Архангельске узнали о нападении вражеской подводной лодки на полярную станцию в бухте Малые Кармакулы. 27 июля лодка проникла в бухту и обстреляла пушками поселок зимовщиков и радиостанцию. В бухте находились два наших гидросамолета типа «Каталина».

Слухи о нападении лодки дошли до архангелогородцев и возбудили беспокойство. Дело в том, что в район Кармакул была отправлена необычная экспедиция. Она состояла из пионеров и комсомольцев в возрасте от 13 до 17 лет. Цель экспедиции — сбор на птичьих базарах Новой Земли яиц кайры, не уступающих по вкусу и питательности куриным, и заготовка птичьих тушек. Забегая вперед, скажу, что и яйца, и птичье мясо были доставлены в Архангельск и по решению партийных и советских органов переданы в детские ясли, сады, школы.