«На Москву». Из истории белой борьбы

Эти слова произвели особое впечатление не только в рядах чистых «легитимистов», но и в рядах, находившихся под влиянием Высшего Монархического Совета. Только что перед этим была развита энергичная агитация за «возглавление» Великого Князя Николая Николаевича; причем, «возглавление» это понималось в военных кругах не как «блюстительство», но как принятие Великим Князем Николаем Николаевичем Верховного Командования.

Обращение Великого Князя Кирилла Владимировича прямо указывало на это; слова «молю Бога» и пр. не могли допустить мысли, что акт этот издан без ведома и согласия Великого Князя Николая Николаевича. Значит, в среде Императорской Фамилии наступило полное согласие – и военным начальникам, которым «преподаны надлежащие указания», оставалось только повиноваться.

Настроение монархических групп прекрасно охарактеризовано в одном из донесений военного представителя в Константинополе. «Среди низов господствовала искренняя радость, что кто-то из членов Семьи решился возглавить монархическое движение, и полная готовность безусловно и безоговорочно следовать за этим лицом. Среди верхов – убеждение, что манифест не мог быть выпущен без предварительной подготовки и соглашения как с монархическими кругами, так и с иностранной властью, – и в связи с этим готовились также следовать за ним».

Более осведомленные монархические верхи были в полной растерянности: им было известно отсутствие соглашения и с монархическими кругами и с иностранной властью. Им было известно еще больше: отсутствие соглашения в царской семье и упоминание имени Великого Князя Николая Николаевича вопреки его воле.

Все это должно было выявиться. Надо было удержать монархистов от раскола; выступать же против «Блюстителя» было невозможно для лиц, связавших себя лозунгом «За Веру, Царя и Отечество». Вот почему ответ генерала Врангеля, свободного от этого лозунга, был встречен ими с внутренним удовлетворением и не вызвал тех нападок, которые были бы неизбежны в иных условиях.

Генерал Врангель ответил Великому Князю следующим письмом:

«Телеграмма Вашего Императорского Высочества мною получена, и я приношу всепреданнейшую благодарность за оказанное мне внимание»… «Я, как и громадное большинство моих соратников, мыслю будущую Россию такой, как того пожелает русский народ, пламенно веря в то, что народная мудрость вернет Россию, как и триста лет тому назад, на ее исторический путь. Ваше Императорское Высочество уже ныне, на чужбине, без участия русского народа предрешаете этот вопрос. При этих условиях я не вправе обещать Вашему Императорскому Высочеству то сотрудничество, которое Вам угодно было мне предложить. Долг каждого русского человека – принести посильную пользу России. Хочу верить, что, посвятив себя заботам о моих соратниках, временно променявших шашку на лопату и винтовку на плуг, я внесу посильную лепту в общее дело служения Родине».

Прямой ответ Главнокомандующего предрешил участь манифеста.

Но поднялась целая буря: на этот раз буря шла от низов, без участия представителей «организованного монархизма», которым пришлось молчать и обдумывать формулу перехода к очередным делам к тому времени, когда буря несколько уляжется.

Я лично был свидетелем разыгравшихся событий в частях, стоящих в В. Тырнове, в Болгарии.

Задолго до «манифеста» настроение стало приподнятым, особенно у стоявших там юнкеров Сергиевского Артиллерийского Училища. Все чего-то ждали. Наконец, разнеслась молва о появлении какого-то «манифеста» – и появилась в обращении телеграмма Великого Князя Кирилла Владимировича. Телеграмму в сотнях экземпляров перепечатывали на машинке. Убеждение в том, что начинается «новая эра», было настолько сильно, что большинству не приходило в голову, что на Высочайшую телеграмму можно ответить отказом. Юнкера чистили амуницию, готовили белые гимнастерки и передавали вполголоса, что назавтра будут приводить к присяге.