На мраморных утесах

Мы обнаружили прогалину, через которую проникли разведчики, по колено заросшую дроком и вереском. Она поблескивала в лунном свете, а посредине её взорам предстала жуткая сцена. Мы увидели там одного из молодых слуг как дичь повешенным в тяжёлой железной скобе западни. Ноги его едва касались земли, а голова и руки за спиной свисали в траву. Мы поспешили к нему и поняли, что он угодил в ловушку для простаков — как старик называл тяжёлые капканы, которые сам же и расставлял на человечьих тропах. Острый край скобы раздробил ему грудь; одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что спасти парня уже невозможно. Однако мы совместными усилиями растянули пружину, чтобы высвободить труп из захвата. При этом мы обнаружили, что скоба на манер акульей челюсти была снабжена острыми зубами из голубой стали, и, уложив мертвеца на пустоши, мы осторожно закрыли опять эту пасть.

Можно было предположить, что за засадой наблюдали разведчики, и действительно, стоя в молчании вокруг вытянувшейся жертвы подлого оружия, мы услышали шорох из ближайших кустов, а потом громкий, ехидный смех в ночи. Теперь что-то зашевелилось в болотистой топи, как будто в гнезде вспугнули спящих ворон. С сосновых участков донёсся хруст ломаемых веток и волочения, а вдоль тёмных канав, на которых старик держал хижины для охоты на уток, послышался шелест. Одновременно болото наполнилось свистом и беспорядочными голосами, как если бы в нём орудовала стая крыс. Мы услышали, как отродье подбадривает себя возгласами, какими оно придаёт себе дерзости в грязи дна и каторжных тюрем, когда составляет уверенное большинство. Они и в самом деле, казалось, имели большой перевес, ибо вблизи и вдали мы услышали развязные песни этой плутовской братии. Непосредственно перед нами шумела шайка пикузьеров.[45] Они тяжело топали по болоту и квакали, как лягушки:

Catherine a le craque moisi,
Des seins pendants,
Des pieds de cochon,
La faridondaine.[46]

А из-за высоких метёлок дрока, зарослей камыша и ивовых кустов звучал им ответ. В этой суматохе мы увидели, как на трясине приплясывают зеленоватые блуждающие огни, и испуганно вспархивают водоплавающие птицы.

Между тем подоспел и основной отряд с тяжёлой сворой, и мы заметили, что от вида этого призрачного шабаша у слуг, похоже, затряслись поджилки. Но здесь был старый Беловар, мощно возвысивший голос:

— Начинайте, ребята, вперёд! Эти оборванцы не выдержат натиска. Но берегитесь ловушек!

С этими словами он, не оглядываясь по сторонам, начал продвигаться вперёд, сверкая в лунном свете лезвием двойного топора. Тут за ним последовали и слуги, горя желанием наброситься на расстановщиков ловушек. Маленькими группами мы пробирались через камыш и кусты и, насколько то было возможно, прощупывали почву под ногами. Так мы отыскивали узкие проходы между заводями, на тёмных зеркалах которых светились русалочьи розы, и продирались сквозь сухой камыш, от чёрных початков которого отслаивалась шерсть. Вскоре мы совсем близко услышали голоса и почувствовали, как пули со свистом проносятся мимо наших висков. Теперь настал черёд псарям натравить гончих, отчего шерсть у тех встала дыбом, а глаза засверкали как жаркие угли. Потом их спустили с поводков, и они, радостно повизгивая, устремились сквозь ночной кустарник как бледные стрелы.

Старик с полным основанием предсказал, что шайки не дадут нам отпора — как только собаки напали, мы услышали жалобные крики, которые, удаляясь, терялись в кустах, а за ними лай своры, шедшей по следу. Мы стремительно бросились вдогонку и увидели, что на противоположной стороне густого кустарника находится маленький торфяник, почва на котором была, как на гумне. На эту площадку, убегая, сбился противник и, спасая шкуру, со всех ног устремился к ближнему высокоствольному лесу. Между тем достичь его удалось только тем, кого не тронули гончие. На многих, как мы увидели, налетели собаки, и они вынуждены были остановиться — животные окружали их подобно бедным огням в царстве проклятых и яростно напрыгивали на них. Местами убегавшие были уже повержены и лежали на земле как парализованные, ибо охотящиеся в одиночку псы с рычанием держали их за горло.

Теперь слуги спустили с поводков тяжёлую свору, и хищные псы с воем ринулись в ночь. Мы видели, как они с наскоку валили свои жертвы, потом рвали добычу и, оспаривая её друг у друга, таскали по земле во все стороны. Слуги, сыпля ударами, следовали за ними. Здесь, как в аду, не было сострадания. Они наклонялись над поверженными и оставляли собакам их право поживиться. Потом с большим усердием снова гнались за бестиями.