На Муромской дороге

Видимо, Сеня Ковалёв действительно сказал всё, что знал, поскольку Великий шаман Каймановых островов благосклонно гавкнул прямо ему в физиономию и важно вернулся на своё место. А Балабанов пожалел, что не встретился с писателем хотя бы двумя-тремя часами раньше. Ведь, можно сказать, в руках держал этого самого резидента. С другой стороны, можно ли считать врагом резидента Державы, правопреемницей которой является нынешняя Российская Федерация?

В любом случае, этот агент Сталина служит в нынешнем ФСБ, в чём Балабанов мог лично убедиться из предъявленного ему документа. Конечно, корочки могли быть фальшивыми. Но вряд ли фальшивыми были лейтенанты, истинность которых подтверждали не только документы, но и такой авторитет по части призраков и прочих проявлений астрального мира, как мистер Джульбарс в собачьем обличье. – Что тебе известно о Мыскине? – спросил Балабанов, когда отважная пятёрка охотников за привидениями вместе со спасённым Химкиным вновь утвердилась под крышей забугорного «Форда».

– Ничего, – пожал плечами Портсигаров. – Но то, что Химкина прятали именно в его отеле, уже о многом говорит.

С этим утверждением Балабанов спорить не собирался. Дело было конечно не в Химкине, дело было в посланце лондонского изгнанника господине Полуэктове. Именно его похитили с помощью призраков в лице сотрудников из ГПУ-НКВД.

И в этой связи очень интересным выглядело поведение подслушивавшего у дверей охранника Васи. С чего бы это здоровый молодой мужик вдруг хлопнулся в обморок, словно барышня, узнавшая о своей нечаянной беременности?

– Агент Химкин, какого рожна вам вздумалось писать о призраках? – Так Портсигаров просил, от вашего имени, – обиженно надул губы журналист. – Допустим, – согласился Балабанов. – Но я всегда считал, что газетчики в работе должны опираться не на фантазии своих знакомых, а исключительно на факты. – Где ты таких журналистов видел? – засмеялся с заднего сиденья Коля.

– У меня были факты, – запальчиво возразил Балабанову и Коле сотрудник известной газеты. – О дырах в Мироздании мне Философ рассказал. Ему на бутылку не хватало, вот он и продал мне информацию.

– Адрес Философа? – Не знаю я, где он живёт. Но место, где он постоянно пасётся, показать могу. – В каком смысле пасётся, он что, травоядный?

– Пьющий он, а не травоядный, – вздохнул Химкин. – Трётся он у кафе и ресторанчиков, где добрые люди всегда готовы отстегнуть червонец попавшему в беду интеллигентному человеку.

– Он что, действительно философ? – Четыре класса образования и длиннющий коридор в несколько сроков, проведённых в местах отдалённых. Классный когда-то был аферист, но спился.

– Хороши у наших журналистов информаторы, – покачал головой Гонолупенко. – Можно подумать, что у милиции лучше, – хмыкнул Коля.

В словах шоумена была, конечно, своя сермяжная правда. Сам Балабанов тоже не брезговал черпать истину из источников сомнительной свежести, однако настораживало то, что мнение людей социально и психически здоровых никого в нашей стране, видимо, не интересует, вся политика строится на основе информации, полученной от аферистов как с тюремным стажем, так и без оного, но вхожих в наши высшие сферы, из которых, если верить Гонолупенко, явственно несёт серой.

Философ оказался на трудовом посту, то бишь за столиком у кафе с романтическим названием «Парус». Балабанов, ожидавший увидеть вконец опустившегося бомжа был приятно удивлён, обнаружив человека средних лет, представительной и даже типично интеллигентской внешности, в очках, светлой рубашке и в синих поношенных джинсах. Несколько выпадали из ансамбля шлёпанцы на босу ногу, казённого образца. В таких большей частью ходят пациенты психиатрических лечебниц. Пожалуй, только похмельная дрожь конечностей выдавала в философе человека, склонного не только к рассуждениям на отвлечённые и непонятные обывателю темы, но и иным радостям жизни. Если бы этот тип заговорил бы сейчас об интервенции субвенций в сферы подверженные эрозии коррупции, Балабанов бы не очень удивился. К счастью, Философ принадлежал к иному течению любомудров, склонному к опрощению, а посему он всего лишь попросил Балабанова не загораживать солнце. Просьба эта была выражена на языке современных классиков, поклонников и последователей великого Рабаматахатраурпы.

Предъявленное милицейское удостоверение подействовало на Философа отрезвляюще, он мгновенно спустился из высоких небесных сфер на грешную землю.

– А что я в натуре сделал, гражданин начальник, Козёл сам виноват, не надо было свистеть соловьём фраеру в уши.

– Не о Козле речь, – сходу оборвал спившегося афериста Балабанов. – О дырке в Мироздании.

– Так бы сразу и сказали, – с облегчением вздохнул Философ. – А я ведь сразу смекнул, что дело нечисто. Ты прикинь, гражданин начальник, это же диверсия на уровне гражданского мышления с последующим его возвращением в лоно привычных схем, образов и трудовых отношений. Я сразу в натуре понял, что копают под основы.