На нарах с Дядей Сэмом

Обычно по утрам играющее население Форта-Фикс высылало на улицу гонцов. Постоянные игроки в карты, китайское и обычное домино, шахматы, нарды и ямайские кости могли не волноваться: если к столу вовремя привязывали простыню, то посторонний за него уже не садился.

Особенным изыском у местных зэков считались игральные скатерти, сшитые из темно-зеленых шерстяных армейских одеял.

Даже самому затрапезному и зачуханному тюремному столу они сразу придавали вид цивильного казино из соседнего Атлантик-Сити[55]. К тому же для удобства игроков к скатерти пришивали четыре больших кармана. Если нужно было отлучиться из-за стола, туда можно было положить карты. Самые продвинутые столы отличались яркими аппликациями на вольные тюремные темы. Большинство зэков и без скатерок знало, кто обычно тусовался в том или ином углу зоны.

Основные пятачки, местечки, скамейки и столики закрепились за той или иной этнической общиной или на худой конец группой по интересам. Переменить негласного собственника могли только военные действия.

Дима Обман мне объяснил:

– Лева, пойми. Нас здесь мало, но кто на нас с мечом пойдет, от меча и погибнет! И ты конкретно должен делать все, чтобы русских на зоне уважали. Не только сейчас, но и на годы вперед! Ты меня послушай, Дима плохого не скажет и плохому не научит!

Мои уши все больше и больше превращались в авиационные радары. Я начинал понимать, что внешнее спокойствие и тюремная идиллия – явления очень относительные. Устоявшийся «статус кво» и политика мирного сосуществования были субтильны и хлипки – в любой момент снизу и сверху, слева и справа могла начаться очередная Пуническая война.

Именно так много раз потом и случалось.

Но только не Четвертого июля. Народ барствовал, переваривал курочку, ждал концерта и вечернего салюта.

Несмотря на праздничный день, карточные баталии не прерывались. Я, пожалуй, был единственным «русским», кто относился к картам совершенно равнодушно. Пока за столами проигрывались очередные несуществующие коровы, я сидел неподалеку с книжицей.

И в начале срока, и потом читалось мне легко – обычно книга «улетала» за несколько дней. В какой-то степени я даже наслаждался возможностью немного расслабиться и хотя бы недолго побыть эгоистом. Пожить, не о чем не думая. Как в детстве.

Три года борьбы с «нечистой силой» – крысоподобной прокуроршей и всемогущим ФБР – порядочно истощили Леву Трахтенберга и загнали начинающего сидельца в несвойственную ему депрессуху.

Поэтому я тихо радовался и проглатывал книжку за книжкой.

Степень восприятия прочитанного возросла в сотни раз. Три года назад, в своих первых следственных изоляторах, читалось мне на «слабую троечку».

Тогда это занятие походило на название ленинской работы: «Шаг вперед, два шага назад». Прочитав страниц десять любой книги, я вдруг понимал, что совершенно не врубаюсь в ее содержание. Приходилось возвращаться и перечитывать.

В то время мои мысли плавали в совершенно другом измерении – все еще только предстояло.

Как только судебная тяжба и «Mein Kampf»[56] прекратились, я вновь начал читать запоем. Как в студенческие и раннеперестроечные годы.

Три года назад моими первыми тюремными книжками стали жизнеутверждающие «12 стульев» и «Похождения бравого солдата Швейка». На этот раз в репертуаре появились Татьяна Толстая, Леон Урис, Людмила Улицкая, Василий Аксенов, Дина Рубина, Ромен Гари, Оскар Уайльд и неизвестно откуда взявшийся Аркадий Петрович Гайдар.

В тот день я ностальгически перечитывал «Чука и Гека». Неожиданно у моего уха раздался голос Бори Глухмана, бензинового жулика и хорошего человека:

– Слушай, Левка, я что-то подустал дуться в карты, пойдем лучше погуляем. Тебе как прокатчику артистов будет интересно. Ты такого никогда в жизни не видел – концерт художественной самодеятельности! В тюряге! Пойдем, не пожалеешь.

– Конечно! Здорово! Кстати, а ты знаешь, что в Москве проводят настоящий песенный конкурс «Калина красная»? Я сам по телику недавно видел, в российских новостях показывали. Но самое главное – трех победителей выпускают из тюрьмы прямо на сцене. Представляешь, если такое устроили бы здесь? – предавался я праздным разговорам.

– Я вам не скажу за всю Одессу, но впечатления от концерта в Форте-Фикс обещаю, – сказал улыбающийся Боря. – Все, хватит, еще начитаешься!

Он протянул руку и сильным рывком поднял меня с травы.

Мы пошли в сторону тюремного спортзала и тренажерки. Именно там, на центральной площади, происходило праздничное действо.

В отличие от «Славянского базара», Евровидения и конкурса «Американский Идол» в Форте-Фикс сценой и не пахло. Выступление десятка тюремных ВИА проходило на фоне побитого временем спортзала и двух баскетбольных вышек.

На безрыбье и рак рыба.

Метрах в пятидесяти от «концертного зала» начинался первый из пяти заборов, сделанных из особо прочной сетки. Над ними закручивалась спиралью колючая проволока, утыканная острейшими стальными лезвиями.

Она празднично блестела на солнце и красноречиво предупреждала: «Не влезай – убьет».