На нарах с Дядей Сэмом

Серебряная колючка окружала нас повсюду. Как будто мы находились на съемочной площадке старой советской киносказки «Снежная королева».

Вообще цветовая палитра этой тюрьмы легко умещалась в шести основных красках: серебряной (колючая проволока и заборы из сетки), бордовой (кирпичные стены всех построек), зеленой (пожухлые лужайки и спортивное поле), серой (бетонные дорожки и площадки), хаки (официальная форма заключенного) и белой (футболки зэков на выходных).

Как правило, отклонений в этой веселенькой радуге-шестицветке не случалось. Любая цивильная одежда (даже самая простая: джинсы и цветная майка), которую мы видели на тюремных посетителях, воспринималась нами как крутой многокрасочный экспрессионизм.

Мы с Борей влезли в потную толпу зрителей, стремясь спрятаться под огромнейшим платаном – единственным на площадке деревом.

В это время тюремные группы выдавали американские эквиваленты «Мурки» и «Не жди меня, мама». На моем лице появилась глупейшая улыбка, которая не сходила с лица до самого конца этого запредельного концерта.

Сама ситуация казалась мне невероятным «сюром»: еще недавно я был на свободе, а теперь – на шоу-программе в тюрьме.

Американская зона, русские зэки, многочисленные негры, праздничная курица, необыкновенный концерт с участием иноязычных ВИА и предполагаемый вечерний салют. Такая жуткая жуть могла свести с ума любого начинающего арестанта.

Тем более меня, с пока еще неустоявшейся психикой.

Я невольно сравнивал российский и американский тюремный шансон. Отличие было налицо – никакой трагедии и надрыва, полнейшее отсутствие образа «старушки-матери» и «стервы-жены».

Наоборот – да здравствует жизнь!

В ритме рэпа, рока и латиноамериканских напевов. Песни – на любой цвет кожи и этнические корни. Практически на все вкусы.

Плавильный котел по-форт-фиксовски.

Каждая группа музыкантов развлекала ликующую и танцующую на жаре публику минут пятнадцать. Программу вел настоящий конферансье – здоровенного вида доминиканец. Похоже, что народ его знал и любил.

Как и положено, он активно шутил и развлекал публику во время смены коллективов.

Отыграв свое, «артисты» моментально растворялись в толпе. На их место сразу же залезали участники и техперсонал следующей группы.

Процесс лениво контролировали несколько местных «секьюрити». Толстозадые ВОХРовцы получали по случаю праздника двойное жалованье.

Воспользовавшись сменой караула, я внимательно рассмотрел концертную площадку – «Зеленый театр» Форта-Фикс.

Под бордовой кирпичной кладкой соседнего спортивного зала, как кубики, одна на другой стояли колонки. На «сцене» – настоящие подзвучки для выступающих и несколько микрофонов на стойках. В глубине расположилась скукоженная ударная группа и нагромождение разновеликих барабанов-конго. Слева – электропианино.

Вся аппаратура дышала на ладан. Тем не менее и вопреки всякой логике звук по каким-то непонятным причинам получался вполне приличным.

А может, мне так хотелось…

Периодически мы с Борей обменивались комментариями по поводу происходящего.

Во мне продолжал говорить промоутер: «Вот такое тюремное шоу из Америки взять и покатать бы по России. Что-то типа: «от нашего стола – вашему столу»… А назвать так – первый российско-американский фестиваль тюремной песни и пляски имени графа Монте-Кристо. В финале все участники, одетые в тюремные формы, размахивают горящими зажигалками. Американцы поют попурри из песен «Лесоповала» и Миши Гулько, а русские – рэп из жизни страдальцев Южного Бронкса.

– А если бы туда добавить и подтанцовку… Вороваек таких с сиськами шестого размера… Представь: голые бабы и все – в наручниках! – подхватил мою мысль Боря.

После почти пятилетней отсидки в Форте-Фикс он был несколько сексуально озабочен. «Несколько» – еще мягко сказано.

Я это понимал и не мешал полету его воображения.

Постепенно мы перемещались к центру балагана. Вокруг нас активно выплясывала разношерстная тюремная толпа. Чудо-перформанс явно напоминал какую-то запредельную «gay beach party» – пляжную гей-вечеринку.

Танцующие мужчины и ни одной женщины!

На сцене появился почти настоящей биг-бенд. Ведущий перешел на «спэнглиш»[57] – смесь английского и испанского языков и по очереди начал представлять музыкантов. «Хосе из Колумбии, Рикардо из Мексики, Флако из Бразилии, Санчес из Доминиканской Республики»…» Началась настоящая латиноамериканская вакханалия.

Естественно – с «аморами»[58] и «коразонами»[59].

Боря объяснил, что зэки-музыканты готовились к этому концерту несколько месяцев. При спортзале притулилась крошечная «мьюзик рум»[60], где до бесконечности репетировали участники художественной самодеятельности. Каждая песня оттачивалась до блеска, и на четвертое июля одна за другой следовали «премьеры песни».

На эстраде сладкоголосо выводил трели латиноамериканский соловей.

Вместо обычных красоток у Хосе на подпевке работали четыре смуглолицых качка. Они не только пели, но и активно двигали пятыми точками в ритме сальсы.

Напоследок группа завела «Бесаме мучо». Я слышал много вариантов этого Гимна Любви, но тюремное исполнение затмило всё.