На нарах с Дядей Сэмом

Дышите глубже – вы взволнованы!

Готовы?

Тогда поехали дальше! Fasten your seat belts please[653]…

…Исходя из статистики известнейшего американского сексопатолога Альфреда Кинси, десять процентов землян имели половой акт с представителями своего пола. Я лично в этом вопросе был более консервативным и считал кинсиевские расчеты немного завышенными.

Наполовину, скажем так.

Все равно цифры получались весьма и весьма солидными.

На 5000 заключенных Форта-Фикс приходилось как минимум 250 геев. По 100 человек на «Север» с «Югом» и еще 50 – в «кэмпе», примыкающем лагере «минимального режима».

Считаем дальше.

Из ста геев моего компаунда – Fort Fix South[654], открытых геев набиралось человек 25. Не больше. Остальные 75 прятались от своих соседей по заключению. То есть «stayed in the closet», как говорили американцы. «Оставались в шкафу». На самом деле периодически мне в голову закрадывалась совершенно крамольная мысль, что все-таки Кинси был прав. А может быть, даже и кого-то не досчитал. Во всяком случае, в спартанских тюремных условиях, когда на безрыбье и рак становился рыбой.

Тюремное заключение выступало в роли естественного ускорителя (я бы сказал – большого андронного коллайдера) для находящихся в спячке латентных гомосексуалистов. Начинавших сосать в тюремной берлоге не лапу, а нечто совершенное другое…

(Боже мой, что я говорю? Ужас, ужас, ужас… «O temporа, o mores»[655]… Еще раз – ужас, ужас, ужас…)

Итак, двадцать пять открытых геев Южной стороны Форта-Фикс представляли собой достаточно разношерстную общину. По национальному, культурному, образовательному, возрастному и, самое главное, поведенческому признаку.

Хотя время от времени я их видел всех вместе на трибунах около футбольного поля, в большинстве же случаев они тусовались по парам. Иногда – по мезальянсным тройкам, квартетам или квинтетам. В соответствии с интересами, уровнем сексуальной озабоченности и степени погружения в «тему».

«Веселые ребята» Форта-Фикс чувствовали себя в тюрьме более-менее вольготно. Страшные истории «мороз-по-коже» про кровожадных насильников, «опускающих» красавчиков и слабачков, остались на строгом режиме. Там зэкам терять было нечего. Особенно при пожизненных или приближенных к пожизненным сроках…

У нас все происходило по взаимному согласию. Даже любовь случалась. Самая настоящая – со слезами, ревностью, свиданиями и повышенным сердцебиением…

24-летний Майк, житель соседнего Коннектикута, подсел на полтора года за обман при получении федерального студенческого займа и государственных стипендий. Невысокого роста, субтильный и немного женственный юноша нисколько не скрывал своей ориентации. Его бритые ноги и изящная походка a la Линда Евангелиста свели с ума не одного бродягу…

«Но я другому отдана и буду век ему верна».

Сердце Майка принадлежало только одному человеку. Другому Майку. Номер два. 30-летнему смуглому калифорнийцу бразильских кровей, попавшему в систему за кокаиновые купли-продажи на 9 лет.

Майк № 1 был моим соседом по отряду и активным читателем тюремной библиотеки, обладающим повышенным IQ. За это я с ним и якшался. Можно даже сказать, с большим удовольствием. К тому же он признал во мне знатного литератора и с радостью открывал передо мной тайны гомосексуального двора. Делился «горячими» подробностями, сплетнями и чаяниями голубой «комьюнити». Но самое главное – открывал глаза на страшного вида хулиганов, мачо-премачо, которые в изобилии подваливали к нему и предлагали свою скупую мужскую «дружбу».

Хотя я и считал, что у меня наличествовали некие способности, и я мог определить, «чья совесть не чиста», но иногда после Майковских признаний у Левы все равно открывался рот: «Неужели? И он тоже? I can`t believe it!»[656]

Мой конфиденциант довольно смеялся и кивал головой: «Yes, baby! He is too…»[657]

Майк и Майк, несмотря на проживания в разных отрядах, проводили вместе все свободное время. Вместе работали уборщиками территории, вместе гуляли, вместе смотрели TV, вместе обедали и даже вместе ходили за таблетками.

Пузырьки с антидепрессантами на руки заключенным не выдавали. За чудо-лекарством приходилось являться в медсанчасть лично. Ежедневно, с 8 до 8.50 вечера, на так называемую pill line, то есть «очередь за пилюлями».

Большинство форт-фиксовских голубых были людьми тонкой душевной организации и с великой радостью ходили плакаться в жилетку тюремному психологу. Тактичная и миловидная докторица выслушивала очередную драму и выписывала путевку за ежевечерним прозаком. Массовость процесса вызывала у «образованного» контингента зоны устойчивое мнение, что все «гребаные пидоры» получают специальные гормональные таблетки. Одни, чтобы стать «переделками»-транссексуалами. Другие, чтобы «вылечиться» от гомосексуализма.

Я не верил своим ушам и в сотый раз поражался дремучести моих «товарищей по оружию».