На нашей ферме

Физиономия всадника исказилась злобной гримасой, но в этот момент он перехватил взгляд Райли, что-то прочитал в нем, и выражение его лица тотчас же изменилось.

Он спрыгнул с коня и, расплываясь в улыбке, подошел к отцу.

— Так вы, значит, и есть мистер Радд? — заговорил он. — С верховьев Кондамина?

— Да‚ это я, — ответил отец, сохраняя непроницаемый вид.

Всадник сказал, что он несколько раз бывал на нашей ферме, и отозвался о ней с превеликим одобрением. Отцу он представился как племянник старого Грея, и отец начисто забыл все предостережения полицейского сержанта. Схватив руку «племянничка» богатого фермера, он крепко ее потряс.

— Вот те на, — проговорил отец, смущенно усмехаясь, — а я-то Вас принял за конокрада!

«Племянничек» тоже усмехнулся. Кабатчик предложил по этому случаю выпить. Все выпили, и отец заказал ответную порцию. Это было еще в семь часов вечера.

Настала полночь. Сквозь просветы в тучах луна освещала темную стену эвкалиптов. С болота доносились трубные крики диких гусей. Бесшумно скользя в ночном воздухе, охотились совы. В окошке кабачка мерцал тусклый свет. От его двери отъехали два всадника, ведя за собой оседланную лошадь, и скрылись в кустарнике. Им вслед понеслись сиплые крики отца:

— Собаки! Разбойники! Эй, кабатчик! Где моя лошадь? Где мой револьвер?

Вот и получилось, что главный свидетель обвинения по делу конокрада Свистуна не смог явиться на заседание, и дело было прекращено за отсутствием улик.

Глава 11. Новый учитель

Сэддлтоп поистине преуспевали разрастался. В нем появились новая церковь и старый трактир, тот самый, что раньше стоял у самого ущелья Гэп. Неподалеку разбили лагерь рабочие. Они приехали с палатками, инструментами строить плотину на государственные средства. Другие партии рабочих расчищали в лесу просеки, валили деревья, разделывали их и стаскивали в огромные кучи у дороги, наверное, специально для того, чтобы лошади шарахались и закусывали удила. К нам понаехало много новых переселенцев с многочисленными семьями. Они роптали, словно библейские израильтяне, — прежде всего потому, что ближайшая школа была от них на расстоянии шести миль. Наш отец стал для них Моисеем-пророком[9]. Вообще-то он не видел особых причин для их недовольства, но он всегда прислушивался к жалобам людей и поэтому принялся усердно хлопотать, чтобы открыли новую школу в том конце, где мы жили. Не жалея сил, отец ратовал за школу для переселенцев. Когда же наконец школу построили, переселенцы возроптали еще громче только потому, что она оказалась рядом с нашей фермой.

И вот однажды у нас объявился худощавый, гладко выбритый молодой человек с тросточкой в руке, в высоком тугом воротничке, явно причинявшем ему немалые мучения, и в соломенной шляпе, украшенной роскошной лентой. Он поднялся на веранду и, манерно растягивая слова, представился отцу как учитель новой школы.

Отец ничего не понял. Он растерянно пялил глаза на франта и никак не мог сообразить, что ответить. Появись перед ним сам архангел Гавриил или палач, отец не смутился бы сильнее. Он всегда терялся в присутствии людей «высокого ранга», а в его глазах и настоящий мудрец, и чванливый недоучка принадлежали к одному и тому же рангу.

Учитель поклонился, назвал свое имя — Филипп Вуд-Смит — и спросил, имеет ли он честь говорить с мистером Раддом. Затем он вручил отцу свою визитную карточку и, усевшись в кресло, с глубокомысленным видом стал распространяться насчет школ и программ. Он высказал убеждение, что мальчиков следует учить математике, упомянул о Наполеоне Бонапарте и других великих людях, о которых отец отроду не слыхал. О классиках же и древних языках учитель отозвался весьма неодобрительно.

— Кому они нужны? Зачем вам здесь, на ферме, греческий язык, мистер Радд?

Отец уныло водил глазами по дощатому полу веранды, не отвечая.

— Ну, скажите, после окончания школы вам хоть раз в жизни приходилось вспоминать латынь или этические проблемы в произведениях Шекспира?

Отец в некотором замешательстве признался, что нет.

— И тем не менее…

В этот момент на веранде появилась мать. Отец сказал, что это и есть миссис Радд. Они поздоровались. Когда же Вуд-Смит повернулся, чтобы продолжить с отцом разговор, того уже след простыл.

Учитель был человек вежливый и очень любил общество. Такого джентльмена у нас в Сэддлтопе еще не бывало. Всякий раз, когда он встречал мисс Уилкинс, дочек Грея или нашу Сару, он улыбался, снимал шляпу и хлопал ею по своим коленкам. Неважно, на каком расстоянии находились девушки: сидели ли они на веранде за милю от него, ехали ли на лошади, таскали хворост, он все равно улыбался и галантно снимал шляпу.

Дейв относился к Мистеру Вуд-Смиту с явным неодобрением. Светскость учителя и его предупредительность с девушками раздражали Дейва.

— Все равно он козел, пусть даже и ученый, — заявил он однажды на кухне.

Сара горой защищала манеры педагога. Она считала, что женщинам всегда подобает оказывать такое уважение.

— Видно, тебе больно нравится, когда, на тебя глаза пялят, — съязвил Дейв.