На неведомых тропинках: По исчезающим следам

Мартын вздрогнул, оскаливая клыки, в горле зарождался утробный нечеловеческий рык. Ленник положил широкую ладонь на плечо, удерживая парня на месте, и голосом доброго дядюшки ответил:

— Не надо, мил человек. Мы уже все поняли, сидим тихо, починяем примус. Говори, чего хочешь, о чем мечтаешь, о чем думу думаешь, а патроны береги, — он кивнул Венику, одними губами произнеся «человек».

Мартын погасил магию в глазах, но ее с успехом заменила полыхающая там ярость.

— Не чувствую. Он в амулетах, — прошептал парень.

— Мне нужен тот артефакт, который вы, твари, дали потрогать Ахмеду, или как он там назвался. Отдайте, и я уйду. Ну? Считаю до трех: раз, два…

До трех — это очень много, для нечисти и одного достаточно. Сказочник выиграл время. Стрелок еще только начал говорить, а Веник уже скрылся в кустах. Человек может взять в руки пистолет, он даже может потратиться и зарядить его серебряными пулями. Закрывающие амулеты сделают его опасным на дальней дистанции. Но с точки зрения нечисти, это как заменить очки линзами: вид другой, а зрение все равно хреновое. Любой амулет можно сорвать, сломать, а пистолет — всего лишь железка, которую легко отобрать, пулю можно вытащить. Нужно всего лишь время… но иногда его нет.

Мартын не выдержал, сбросил руку баюна и ринулся к дому. Снова загрохотали выстрелы, но целитель с легкостью уходил от невидимых серебряных росчерков. Сила человека с оружием в руках во внезапности, но это одноразовое преимущество. Парень был зол и быстр, сама удача признала его право на кровную месть.

Оружие умолкло. Человек закричал.

— Мясники, — вздохнул баюн, — нет бы поговорить, найти компромисс, — он встал и, не скрываясь, пошел к соседнему дому.

Сказочник оказался прав. Едва свернув вслед за ним за угол невысокого кирпичного строения, я увидела живописно развешенные по кусту внутренности. Воняли они жутко, даже несмотря на то, что свежие. Я зажала рукой нос и прикрыла глаза. Не чувствовать. Не видеть.

— Тварь!

Людей оказалось двое, как и пистолетов. И если одного уже разобрали на запчасти, второй был пока жив, а его оружие сломано. То ли наши перестарались, то ли магического соседства не выдержал. Мужчина отползал к стене дома, ломая чахлые ростки лебеды. Мартын, скаля зубы, наступал на стрелка.

— Точно. Я тварь, — глаза парня вспыхнули.

Веник присел рядом с останками, еще один пистолет, с виду целый, чернел на впитывающейся кровь земле. Не скрытый повязкой глаз падальщика посветлел, Веник обмакнул палец правой руки в кровавую кашу, принюхался, а потом зачерпнул пригоршню сгустков и отправил в рот.

— Серебро? Кто тебя надоумил? Отвечай, — рявкнул Мартын.

— Пошел ты, недомерок, — мужчина уперся спиной в стену, сплюнул. — Рви, не тяни, тварь.

— Он не ругается, — падальщик проглотил то, что было во рту, я отвернулась, судорожно сгладывая подкатившую желчь, губы и подбородок Веника были густо вымазаны темной кровью, — он завидует.

— И человек знает об артефакте, — с трудом проговорила я.

— Я бы тоже не прочь узнать, — улыбнулся сказочник, я поймала себя на том, что улыбаюсь в ответ буквально через секунду после того, как вдоволь насмотрелась на поедателя трупов, да, баюн был силен, — но понимаю, это ждет.

— Кто ты? — парень подошел на злой шепот. — Кто ты, червяк?

— Червяк? — усмехнулся пленник. — Точнее и не скажешь. Знаешь, кто сделал меня таким?

— Знаю, — я вгляделась в искаженное от ярости смуглое лицо, — мы.

— Северные отбросы, — с губ пленника слетела слюна.

Мартын пнул его в скулу, голова ударилась о стену, изо рта выплеснулась кровь. Веник раздул ноздри принюхиваясь.

— Вы дали отцу эту цацку! Вы! — мужчина сплюнул, на песок упал зуб.

— Авис сказал, что у него двое детей, — проговорила я, черные, как маслины, глаза пленника закрылись. — Двое.

Все повернулись к кровавой луже.

— Твой брат? — глядя на то, что раньше было человеком, спросила я.

— Сестра, — ухмыльнулся мужчина, — была.

— Не мы выкинули отца из дома, стоило ему утратить силу. Мы лишь предложили ему ключи от черного хода. А взял их, вставил и повернул в замке он сам, — я покачала головой.

— Да иди ты, подстилка, — сын травителя закрыл глаза, словно ему было больно на нас смотреть, — не тяни, бей. Человеком я жить не буду.

— Настаиваю на предложении студента, — гробокопатель встал, — надо уходить, раз за вами тянутся такие хвосты, — он указал на сына травителя.

Мартын зарычал, на горле пленника вспухли голубоватые вены. Мужчина открыл рот, но целитель затолкнул человеческий крик обратно в глотку.

С уходом решили не тянуть, невзирая на опустившуюся на стежку ночь и тусклый свет едва зажегшихся звезд. Просто пошли по единственной дороге. Она привела нас сюда, она и выведет.

Сын травителя в очередной раз упал на колени и тут же вскочил, подстегнутый магией Мартына. Не связанный путами пленник закричал, каждый его шаг отдавался болью. Обоюдная ненависть удушливой волной висела в воздухе. После смерти отца молодой целитель потерял интерес к разговорам.