На неведомых тропинках: По исчезающим следам

Они стояли друг напротив друга. Одна кровь. Одна магия. Осанка, рост и зеленые глаза. Одни полные непонимания, надежды и неверия. Другие равнодушные.

— Слышу. Но не верю. Да и с чего вдруг? Слова плаксы и нытика, прячущегося от чудовищ за занавеской.

— Константин, — прошептала я.

— Заткнись, — он даже не повернул головы. — Пустивший серебро мне в сердце еще жив. У тебя не хватит пороха на месть, если уж убийца твоей матери до сих пор скалится в лицо при каждой встрече. Слабак, всегда таким был. Таким и сдохнешь.

Из-за дома выскользнула невысокая гибкая фигурка. Джинсы, яркие кеды, майка — обычный подросток, которому не место здесь. Лунный свет лег на повернутую козырьком назад желтую кепку. Я увидела неподвижное, похожее на маску лицо, хотя именно его он и потерял. Он разорвал мне горло, а Мартын сжег моей кровью его кожу и внутренности.

Мальчишка. Ветер — охотник.

Даже в темноте я заметила, как побледнел младший целитель. Тот, кого мы убили возле клетки, схватил Мартына за руку и скользнул за спину так быстро, что я едва успела уловить движение. Парень закричал, глаза вспыхнули зеленью. Но магия снова подвела целителя. Хрустнула кость, и рука Мартына повисла плетью.

Охотник ударил парня в спину, тот упал на песок. Константин улыбнулся. Ветер посмотрел на меня остановившимся взглядом, поднял руку и провел пальцем по горлу. Страшная пантомима без единого звука.

— Беги! — прошептал Мартын, не поворачивая головы.

И я побежала. Так быстро, как могла, совсем забыв, что в глазах нечисти мои движения напоминали черепашьи.

— Слюнтяй, — голос экспериментатора наждаком прошелся по затылку.

Надо успеть спрятаться, пока Константин и Охотник заняты парнем. От этой мысли стало тошно. Но паника подгоняла куда эффективнее кнута, запрещая думать, она заставляла просто бежать. Песчаная дорога, дома, мертвая стежка. Уютный домик старосты, и темнота в окнах, где еще минуту назад танцевал огонь. Я влетела в прихожую, захлопнула дверь, уперлась руками в бедра и несколько секунд старалась унять дыхание. В боку кололо, а перед глазами все еще стояло неподвижное лицо мальчишки-охотника, перечеркивающего горло.

Святые!

От огня в камине гостиной остались лишь черные, не прогоревшие до конца поленья, припорошенные пеплом, словно прошло не пять минут, а пятьдесят. И никого в комнате. Ни пленника, ни баюна. Я попыталась успокоиться.

Думай, Ольга, думай, иначе костей не соберешь. Они могли уйти сами. В пользу этого говорило то, что из комнаты исчезли наши вещи. Пропажа артефакта ушедших с рюкзаком Мартына объяснима, но что могло привлечь нечисть в моей сумке? Там нет оружия, яда или запретного металла. Тряпки, помятые сосиски не первой свежести, подтаявшая шоколадка, смена белья, запасные носки и расческа.

Тишина казалось абсолютной. Меня никто не преследовал и не искал. Тусклый свет месяца и темнота за окном, в которой на минуту что-то мелькнуло, что-то светлое, силуэт. Сердце снова заколотилось, как бешеное. Я села на пол меж двух окон и уперлась взглядом в противоположную стену. Минута уходила за минутой, в дальней части дома скрипнула половица, я вздрогнула и несколько минут смотрела на черный проем двери. Но никто не вошел, не зарычал, не разорвал горло. Никому не было дела до человека, бегающего туда-сюда по песчаной дороге. Но я знала, как обманчиво бывает такое невнимание. Добыча и не должна знать, что на нее охотятся.

Я сидела и ждала неизвестно чего. Озарения? Чуда? Того, кто придет и спасет меня, а также подарит «пятьсот эскимо»?

Что делать? Побежать на помощь парню? Извиниться, мол, так и так, сразу не получилось, сбегала, проветрила голову и теперь готова приступить к спасению или упокоиться рядом, на ваш выбор, собственно. Я закрыла лицо руками и шумно выдохнула.

Или запереться в доме до рассвета? Завалить немногочисленной мебелью дверь?

Вряд ли с восходом солнца что-то изменится, только в сказках с криком петуха тени расползаются по углам. В нашей тили-мили-тряндии тьма сидела внутри каждого, у каждого внутри есть сюрприз.

И человек не исключение. Я опустила руки и представила, как ладони касаются таких знакомых, таких нужных сейчас клинков. Мое оружие. Жало уже не принадлежало Раде, оно стало моим. Пальцы кольнуло предвкушением, мурашки расползлись от ладоней к запястьям. Я распахнула глаза. Комната осталась такой же безликой и пустой.

Привстав, я выглянула в коридор, на четвереньках миновала кухню, оцарапав ладонь о доски, и перебралась в кабинет. И села уже там, в той же позе и с тем же отчаянием внутри. «Следующей» вещи не было, как и клинков, что лежали в правом ящике. Туалетный столик остался стоять в съемной квартире на втором этаже старого дома в Остове. Чесотка в руках исчезла. Повторить фокус не получилось. Возможно, от излишнего старания.

За окном раздался протяжный тонкий вскрик, пробравший меня до костей. Я услышала голос и казалось, что узнала. Они что-то сделали с Мартыном. Не знаю, что хуже: сидеть здесь и ждать заклания или смотреть в мертвые глаза ветра-охотника.