На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

Пять часов — долгий путь через границу района и области к маленькому военному городку Коврову, за которым начинались старые холмы. К пределам такая география неприменима. Между землями демонов никогда не было границ в том смысле, который мы вкладываем в это слово. Наш континент не расчерчен линиями, делящими землю на четыре равные или не очень части. Наша тили-мили-тряндия прокладывала границы по своим законам.

Если представить землю в виде чистого листа бумаги, то художник, взявший кисть и окунувший ее в синюю краску, не выводил на нем линии, он стряхнул влагу, украшая бумагу россыпью брызг. Каждое синее пятнышко — это стежка Северных пределов, переход на карте мира. Затем кисть окунули в красную краску, размашистый взмах — и рядом с северными землями появились южные. Потом очередь дошла и до желтой и зеленой краски. Каждое пятнышко означает жизнь там, в глубине мира, у его границы.

Материк похож на ватман, обсыпанный новогодними конфетти. Стежки соседствовали, враждовали, торговали. Южные, Северные, Западные и Восточные — при таком порядке названия давно уже должны были превратиться в дань ускользающей традиции. Но не превратились. Когда смотришь на карту с кучей разноцветных точек, сразу замечаешь, что на севере синих отметок больше, чем на юге, а красных, наоборот, меньше, но тем не менее они есть. На западе среди зеленых россыпей встречались желтые отметины востока, и наоборот.

Земля между стежками никого не интересовала. За исключением той, где стояли цитадели, но их не найдешь ни на одной карте. Поселки отшельников, оторванных от мира людей и запертых в глуши, были столь редки, что не представляли никакой ценности. Ни ресурсов, ни переходов, ни мало-мальски достойной нечисти. Туда уходили те, у кого ничего не было и ничего не будет. Такие создания не нужны даже самим себе, что уж говорить о демонах. Белое пространство ничейных земель существовало, но не играло роли в вечном противостоянии пределов и их хозяев. Естественно, до тех пор, пока там, повинуясь капризу мира, не проходила игла высших, соединяя два мира и образовывая переход. Тогда нечисть задергается, забегает, стараясь прибрать к рукам новую дорогу.

Здесь, наверху, картину мира расчерчивали вспаханные под зиму поля, нескошенные и пожелтевшие квадраты лугов и полосатые проплешины просек в лесах и рощах. Люди жили и работали, ехали на соседних сиденьях, смотрели в окна и не видели, как глубок на самом деле мир.

В большинстве своем те, кто окружает нас, невнимательны, они заняты своими проблемами и не видят, что у малыша, выглядывающего из яркого конверта, сменившего потрепанный рюкзак, слишком темная и неровная кожа, прижатые к голове ушки пытаются шевелиться даже под шапочкой, а варежки уже надорваны изнутри острыми коготками.

Нам везло, пока какой-то матроне не пришло в голову посюсюкать с Невером. Змееныш единственный, в силу возраста, не умел маскироваться.

В автобус женщина вошла на какой-то забытой богом и людьми остановке, купила билет и пошла в салон, таща за руку сонную девчушку лет четырех. Рейтузы на коленках девочки вытянулись еще в прошлую эпоху, великоватые ботинки раньше принадлежали мальчику, а желтый дождевик совсем не защищал от влаги. Чужие дети мамашу интересовали больше, чем собственная. До свободных мест в конце салона они не дошли, женщина притормозила рядом со мной и, вытянув шею, попыталась заглянуть в конверт. Я едва не застонала, так как, лежи змееныш у Пашки, сидевшей ближе к окну, ничего бы не произошло. Но как раз минуту назад она передала Невера мне.

Девочка заныла, дергая мать за руку. Та даже не повернула головы.

— Ути какой! — женщина скривилась в гримасе, которая должна была изображать улыбку и сунула палец в конверт.

Думаю, Пашка могла бы ей помешать. Я не успела, у меня была рабочей только одна рука, и ею я придерживала змееныша. Невер справился сам. Он ее тяпнул.

Тетка заорала, девчушка подхватила, сонные пассажиры поднимали головы и выглядывали в проход, водитель ударил по тормозам. На его месте я бы и разбираться не стала, высадила скандальную компанию, пусть дальше на свежем воздухе разбираются.

Радоваться надо, что палец на месте, а не блажить на весь автобус, увидев кровь. Пашкин взгляд был более чем красноречив, мамаша не проживет и пяти минут, которые понадобятся автобусу, чтобы скрыться из вида. Веник делал вид, что вообще не с нами. Невер ворочался и пыхтел, кровь женщины ему не понравилась.

— Он укусил меня! А-а-а-а! Посмотрите, люди добрые! А-а-а-а! А если этот уродец заразный?! А-а-а-а! Спид! А-а-а! Сифилис! Булимия! А-а-а-а-а-а! Отравили!

— У-у-у-у, — вторила ей малышка.

— О-о-о-о! Сиротинушка ты моя! — вспомнила про ребенка тетка, палец немым укором смотрел вверх.

Автобус съехал на обочину. Водитель встал с кресла с аптечкой в руках и матюгами на языке, когда мягкий голос остановил его, попросив:

— Давайте лучше я.