Длинные рабочие столы, пара ноутбуков со светящимися экранами, приборы, странные переливающиеся и висящие в воздухе плоскости, чаши с колышущейся жидкостью, и каждая на своем месте, везде порядок и идеальная чистота. Даже манекены, по мне — так украденные из витрины магазина нижнего белья, выстроились в шахматном порядке, пластиковая поверхность двух крайних была растрескана, как скорлупа лесного ореха. В ближайшем к выходу левом углу стоял большой блестящий промышленный рефрижератор. Знать о его содержимом, пожалуй, мне ни к чему. Рядом, вплотную к стене — узкий кожаный диван то ли для посетителей, то ли для неурочного отдыха. Сверху что-то звякнуло, и я задрала голову. К высокому потолку крепились цепи, некоторые заканчивались кандалами, некоторые шипастыми ошейниками, некоторые крюками. Никакой ржавчины и пыли, все в действующем состоянии. Сюда не водили гостей, здесь работали.
— Ольга, — Седой посмотрел мне в глаза.
На его лице было ничем не прикрытое сожаление. Злое сожаление. И удовлетворение. Я жила с этим мужчиной десять лет, пусть он и притворялся тем, кем никогда не был. Его лицо я изучила до последней черточки, морщинки, ироничного изгиба бровей и чуть дрогнувших губ. Сейчас он злился, и эта злость дарила удовлетворение.
— Юково атаковано. — Он склонил голову, прислушиваясь к чему-то мне недоступному, и повернулся к охотнику.
— Периметра нет, — добавил ветер, — идут волнами через разные промежутки. Две атаки уже отбили. — Тём стоял рядом с одним из ноутбуков и быстро что-то набирал на клавиатуре, рядом с черным пластиковым корпусом лежала книга в красном тканевом переплете. — С потерями. Ресурсов хватит еще на три-четыре линии обороны, в зависимости от натиска. Потом южане получат стежку.
Я с шумом вдохнула, чувствуя, как слабеют колени.
— Готовность? — рыкнул Седой.
— Нет данных, — не оборачиваясь, ответил охотник. — Последний сеанс связи был двадцать минут назад. Разведгруппа не вернулась.
Многого я ожидала от Прекрасных. Лежа в кровати в сером сумраке ночи, когда одна страшилка сменяется другой. Но о таком непрямом ударе я не подумала. Пользуясь словами вестника, можно сказать, что толчок вышел особенно сильным. Я потянулась к карману, но телефон остался в спальне, на кровати. Там же, где и атам.
— Время прибытия наших групп? — отрывисто спросил Хозяин.
— Четыре часа. Час — на подготовку, три — в пути. Быстрее невозможно, не по нашим дорогам, — отчитался ветер.
— Ррр. — Верхняя губа Кирилла задралась, обнажая зубы, по лицу побежала дорожка чешуек, серых, словно его лицо присыпали пеплом.
В Юкове осталась моя бабка, единственный человек, не заслуживающий смерти. Вообще единственный человек. Остальные заслужили смерть не один раз и не два. В реальности это будет выглядеть так — на место одних чудищ придут другие, и в мире, по большому счету, ничего не изменится.
— Не годится. — Хозяин прищурился.
— Планируй я захват, — согласился Тём, — к этому времени стежка уже была бы моей. Или ничьей.
Седой сел в кресло, злость прорывалась в каждом движении, слове, жесте. Это лучше, чем когда она вскипает под ледяным панцирем внешнего равнодушия, застывая в бесконечном молчании и изливаясь в итоге страшной нечеловеческой злобой, не оставляющей после себя ничего и никого: ни друзей, ни врагов. Пока он себя контролировал, не позволяя гневу вырасти во что-то большее. Я ненавидела его за этот контроль, за это сдержанное планирование, за ожидание конца.
Я не была столь хладнокровна. Кто бы мог подумать, что забытая святыми стежка за три тяжелых и проклинаемых года станет мне домом. Я и сама не знала, как дорог мне стал этот клочок земли в глубине мира, до того момента, пока угроза потерять его не стала реальной.
— Хозяин, — в кабинет вошел Александр, — Прекрасная будет говорить только с вами, в ее присутствии. — Он кивнул мне. — «Не с шестерками». — Вестник изменил голос, цитируя Екатерину.
— Тогда пусть наслаждается одиночеством, — рыкнул Кирилл.
— Отряд готов. Пять машин, двадцать пять бойцов, артефакты заряжены. Ждут приказа к отправлению. — Тём отвернулся от компьютера.
В кабинете воцарилась тишина, прерываемая дыханием, ритмичным, шумным, моим.
Надо ли спасать то, что спасти невозможно? Законы природы, даже такие извращенные, как в нашей тили-мили-тряндии, еще никто не отменял. Мы не можем открыть портал и оказаться в Юкове в одно мгновение, оставим это фантастическим фильмам и книгам, мы будем трястись по ухабистой дороге. Даже если свести все временные потери к минимуму, уложить дорогу меньше чем в три часа не удастся. Как я сейчас сожалела, что здесь нет перехода, мир людей способен дать то единственное, что имело ценность, — время.
Кирилл молчал. Смотрел в украшенный цепями потолок и молчал.