На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

Бойцы доберутся до стежки в лучшем случае к похоронам последних защитников, в худшем — угодят в гостеприимно расставленные ловушки новых хозяев, если безвременье не выгонит оттуда любую жизнь. Север оказался не готов к реальной войне, лишь к имитации. Думали, южане не осмелятся? Думали, до скончания времен будут бить кулаками в грудь и кричать о своей невиновности? Да зачем? Обвинения брошены, гораздо проще сделать так, чтоб они не были напрасными. Война так война.

Там, в Юкове, остался Семеныч, ведьмак, скрывший от меня перепад времени между мирами. Из-за этого моя мать умерла в одиночестве в доме престарелых, до самого конца не зная, куда исчезла ее старшая дочь. Никогда ему этого не прощу. Там живет лихач[9] Тарик, который однажды заставил меня целовать ему ботинки под дружный хохот прохожих, я ползала в пыли, стараясь остановить кровь из исполосованных ладоней, разбитой головы, губ, носа и мало что соображая. Никогда не забуду вкус его сапог, воняющих глиной, резиной и дерьмом. На улице Марта, через одну от моей, жила старая Караха, очень заинтересовавшаяся тем, что у меня есть дочь, она вообще была неравнодушна к детям, большинство из них закончили жизнь на ее гадальной доске. Черный целитель, смотрящий на людей исключительно как на материал для экспериментов. Озлобившийся ключник, готовый в любой момент свернуть шею человеку. Заговорщица[10] Танька, у которой я на первых порах снимала комнату, подмешавшая что-то в чай, в результате чего я уплыла в такие дали, в которых чуть и не осталась. Похмелье было жутким, трехчасовая рвота, понос и рези в желудке на неделю. От целебных зелий той же Таньки я отказалась наотрез.

Все твари, без исключения, на каждой грехов, как блох на собаке. И даже Ефим, бывший офицер, будет спокойно смотреть на кровавые пузыри, вырывающиеся из твоего рта, если это отвечает интересам земли, которую он охраняет. Сохранят ли южане хранителя? Пойдет ли охраняющий на сотрудничество с новыми хозяевами стежки, как пошел Максуд?

Все те, кого я ненавидела, боялась, были там. Они дрались когтями, зубами, ножами, дрынами, вилами и даже автоматами. Дрались за мой дом. За мою бабку. За наше место в этом ненормальном мире. Право жить есть даже у чудовищ, пусть я бы с удовольствием увидела смерть большинства из них и, дадут святые, еще увижу.

Войну надо остановить, и раз уж Кирилл этого делать не собирается, придется кому-то другому. Я оттолкнулась от стены и подошла к креслу. Они почувствовали перемену, произошедшую во мне, почувствовали решимость и надежду. Идея была глупой, но вполне осуществимой.

— Дай слово, что Юково атаковано не с твоей подачи, — потребовала я, глядя в подернутое пепельными чешуйками лицо, в утратившие от злости прозрачность глаза. — Что это не провокация. Не очередной брошенный за соперника мяч.

— Как ты смеешь! — Я почувствовала возмущение бессмертника, в каждой ноте голоса, в легком дуновении, когда он скользнул мне за спину.

Седой поднял руку, и Иван, тень которого ложилась мне на затылок, отступил.

— Это не я, — он перевел взгляд в пространство, точку над моим плечом, в точку, которой не существовало, — чистка Юкова не входила в мои планы.

Он мог врать, а мог говорить правду — или и то и другое вместе. Выбор за мной.

— Связь есть? — спросила я.

— Сейчас нет, — ответил охотник, — прервалась перед второй атакой.

— Они создают помехи. Обычная глушилка, — вестник пожал плечами, — такие сейчас в школах на время экзаменов устанавливают. Купить не проблема, да и дешевле артефакта выйдет.

— Тогда ничего не получится, — я ссутулилась, — через три часа будет слишком поздно.

— А месть? — рыкнул бессмертник. — Пусть сдохнут за то, что осмелились сделать.

— Хочешь сказать, — недоверчиво переспросил охотник, — есть что-то в самом Юкове? Что-то, способное остановить атаки?

— Да.

— Говори, — потребовал Тём.

— Зачем? С местью вы и без меня справитесь.

— Я ветер, я скользящий вдоль кромки миров, меня не видят, но чувствуют легким ознобом на коже, как ты сейчас, — я вздрогнула, охотник скрестил руки на груди, — один, без обузы я буду там через полчаса, а может, и быстрее. Говори.

— В моем доме, в моей спальне, — я перевела взгляд с Тёма на Седого, — есть икона.

Кирилл улыбнулся, Иван выругался, вестник и ветер слушали.

— Проклятый артефакт, созданный людьми. «Анна Пророчица». Остановит любую нечисть, а потому, — я сглотнула и заставила себя продолжать, — взять ее оттуда и нести сможет лишь Марья Николаевна.

— Твоя юродивая бабка, — протянул охотник и повернулся к Седому, ожидая решения. — Хозяин?

— Ударную группу передай визиргу Володе, пусть немедленно выступают. — Хозяин встал, снова устремил взгляд в пространство, что-то там просчитывая. — Организуй южанам теплую встречу. Посмотрим, как заговорит Прекрасная без такого аргумента за пазухой.

— Слушаюсь.

— Тём, — позвала я направляющегося к выходу охотника, — она не должна пострадать, слышишь?

— Люди глупы, — посетовал ветер. — Потеряем юродивую — потеряем артефакт. С нее пылинки сдувать будут.

— Бабка нужна живой, — подвел итог Кирилл.