На неведомых тропинках. Сквозь чащу

— Ольга, — я моргнула и поняла, что Кирилл тряс меня за плечи, — Тебе все еще нужно твое Юково? — спросил он, заглядывая в лицо.

Я снова стояла в жертвенном зале, снова была собой, вроде бы. Март держался за стену и, по-моему, собирался блевать или рассматривал что-то у себя под ногами. Может именно камни вызывали у парня такое отвращение? Пашка выглядывала из-за плеча Кирилла. Ее взгляд был более чем красноречив, так смотрят на дурную собаку, мелкую, но непредсказуемую, готовую в любой момент броситься и покусать. Тамария хмурилась, а Простой наоборот улыбался неизвестно чему.

— Она же почти открыла охоту на… — Седой развернулся и ударил Пашку. Сильно ударил с разворота, так что она повалилась на пол. А потом снова схватил меня за плечи и спросил, — Так да или нет?

— Да, — я вырвалась, наверное, впервые не отреагировав на его прикосновение, сделала шаг к Пашке и тут же наткнулась на острые пики ее ярости, она не хотела, чтоб я ее жалела, не могла этого вынести, змея предпочитала сплевывать кровь и, спрятав клыки, принимать удары хозяина, чем сострадание.

— А если да, наорочи, то приступай, — Джар Аш приглашающе махнул на алтарь, капля крови сорвалась с его ладони и упала на пол. Я поймала себя на том, что наблюдаю за ее полетом с куда большим интересом, чем за тем что происходит вокруг. — Кровь долго не продержится, и придется начинать все сначала.

— Я?

— Пора и вам поучаствовать. Я убил троих ради северной стежки, а я ненавижу что-то делать просто так. Новых заложников найти нетрудно, всегда есть кто-то моложе, или сильнее или старше, сколько не убивай, но я ненавижу повторяться.

— Я? — словно попугай повторила я, пропустив его слова мимо ушей.

— Ты. Поверь, если у кого и получиться, то только у тебя, наорочи. Как сказала Аш Шерия, важна не только возможность, нужно желание. А сильнее тебя этого не хочет никто. Я так совсем не хочу.

Я посмотрела на Кирилла, и он согласно прикрыл глаза, значит, все это вписывалось в его план. Март, наконец, поднял голову и ошалело посмотрел на меня.

— Время истекает, наорочи. Либо распутывай нить перехода, либо рви ее. Последнее, конечно, быстрей.

Я тряхнула головой, стараясь отогнать видения черного дыма. Потом. Все потом. Я разберусь и с этим и с тем что я только что видела. Хотя, зачем врать себе? Рождение бестелесого — вот что это было. На моих глазах из тела и души Шороха появился бес. Мерзкая тварь, ненавижу… Но Простой прав.

— Что надо делать? — спросила я.

— Видишь нить, закрученную вокруг лезвия?

— Да.

— Если погрузить клинок в тело она порвется, и ваше Юково уйдет навсегда. Или, — Джар Аш подал мне перемазанную в крови руку, — Распутать, вынуть нить из ушка иглы.

— И как? Технически? Махать руками и танцевать? Распевать матерные частушки? — я поколебалась, но все-таки вложила пальцы в окровавленную ладонь.

— Хотел бы послушать, но нет. Ручками, наорочи, ручками. Берешь и распутываешь, как сети или чего еще там люди придумали.

— Ушедшие, мы еще должны ее уговаривать, — скривилась Прекрасная, — Да, не хочешь — не делай. Все ве…

Кирилл поднял руку и она, схватившись за горло, проглотила слово. Важное, черт возьми, слово. Я бы не отказалась его услышать. Меня обожгла мгновенная ярость. Я должна знать! Не они, а я!

— Кир, — прохрипела Тамария, Седой, поколебавшись, опустил ладонь, и она хрипло задышала.

— Наорочи, — позвал Джар Аш.

Чего они хотят? Чтобы я распутала чертову нитку? Да, запросто. А потом мы поговорим. Я заставлю их говорить.

Выдернув руку из ладони Простого, я полезла на алтарь. Задела тело Маринки и оно съехало на пол. Вляпалась коленом в лужу. Противно, но не страшно, даже в нашей тили-мили-тряндии кровь редко кусается.

Каждая хозяйка хоть раз потрошила рыбу, вытаскивала пузырь, кишки, жабры, вытирая натруженные окровавленные руки, и никому в голову не приходило называть ее чудовищем. Один раз я не додержала курицу на огне, а Кирилл все рано съел, а еще…

Мы сталкиваемся с кровью гораздо чаще, чем думаем. Мы режем пальцы на кухне, суем в рот, а потом заматываем пластырем. Мы жарим печенку и смотрим телевизор, и ничего не вызывает у нас особых эмоций, ни дурноты, ни гадливости. На рынках каждый день работают мясники, в больницах оперируют хирурги, в парках маньяки. Все это часть человеческой жизни.

Наверное, мне хотелось оправдаться, хотя бы перед собой, потому что, вляпавшись в лужу крови, я не почувствовала ничего, кроме раздражения и еще пожалуй желания закончить все побыстрее.

Я встала на алтарь, перешагнула тело Шороха, и тронула испачканной туфлей переплетение кровавых стежек. Нога беспрепятственно прошла сквозь клубок и коснулась зеркального осколка. Тут же грянула музыка, словно кто-то прибавил громкости, слушая инструментальный концерт.

Осколок качнулся, но устоял. Я опустилась на колени, не обращая внимания на липнувшую к коже кровавую влажность, и подняла руку к спутанным эфемерным нитям. Видела их, но не могла коснуться, так и тянула, проходившие сквозь клубок, пальцы, пока не коснулась клинка. Это было иррационально и неправильно.