На неведомых тропинках. Сквозь чащу

— Что у вас случилось? — спросил он, садясь обратно за стол.

— Да вот сестренка единственная замуж собралась, — кивнул на меня Ленник присаживаясь напротив, — Оно бы и на здоровье, но что мне в парне не понравилось, бывает так вроде и все при нем, а смотришь внутри одна гнильца.

— Не фантазируй, — оборвала его я, и сказочник тут же развел руки, словно предлагая участковому полюбоваться, с кем он вынужден иметь дело.

— Давай так, — предложил Ленник, — Если Васек сейчас скажет, что Валька Шереметьев безвинный страдалец людских наветов, я лично вручу тебя ему и первым скажу тост за здравие молодых.

— Давай, — согласилась я и, повернувшись к участковому, добавила, — Я знаю, что он сидел.

Василий Петрович посмотрел в окно, побарабанил пальцами по столу, снова посмотрел на сказочника и больше уже не смог отвести взгляда.

— В первый раз он сел за подделку лекарств. Сел без конфискации, потому и квартира сохранилась. Основная вина легла на его друга Алексея Смирнова, судья рассудил, что раз дача, где они клепали контрафакт, принадлежит тому, значит и большая часть вины тоже.

— Он вернулся к матери, — кивнула я.

— Вернулся, — передразнил участковый, — Вот странный вы народ, бабы, что должен совершить мужик, чтобы вы перестали видеть в нем свет в окошке? Бьет, значит любит. Пьет, значит устает. Идиотизм какой-то. Вернулся Шереметьев, сказал, что к жене на север уезжает, квартиру продал, мать в психушку сдал, обмыл сделку, местную девчонку изнасиловал и наутро сел снова, уже надолго.

— Изнасилование? — Лённик произнес слово с видимым удовольствием.

— Да, — ответил Василий, но и я и баюн уловили в кратком ответе сомнение.

— Ты уверен?

— Главное, что суд в этом уверен, — нехотя ответил мужчина.

— А ты, Васек?

От этого панибратского обращения участковый вздрогнул и повел головой, словно пытаясь сбросить что-то.

— А я знаю одно, Янка, жертва, служила утешением каждому, кто мог себе позволить лишнюю сотню рублей.

— Ее доступность не означает вседозволенность. Женщин насиловать нельзя, ни доступных, ни скромных, никаких. — перебила я.

— Это ваш любимый не мой. Я хочу сказать, что ему проще было заплатить, тем более, Шереметьев был при деньгах, да и… — участковый нахмурился.

— Что? — сразу спросил сказочник.

— Янка Тихонова потом сразу в Москву уехала, карьеру строить, — мужчина скривился, — И говорят, у нее были с собой неплохие подъемные, дядя дал.

— И что? — не поняла я.

— То, что дядя у нее это Вячеслав Власов, его жена как раз и отправилась на тот свет, после того, как начала принимать поддельные витамины. Но суд факт убийства не признал, у Маргариты Власовой был целый букет болячек, от одной из них она и скончалась. Шереметьева и Смирнова судили именно за подделки.

Телефон снова запиликал. "У вас 2 непрочитанных сообщения"

— А суд всегда прав, — закончил рассказ участковый.

— Сюда он не возвращался? После второй отсидки? — уточнил Ленник.

"Тебя ищет Пашка. Звонить, отказывается. Требует лично" — прочитала я первое сообщение от Семеныча.

— Нет, — ответил мужчина и рассеяно потер висок. — Больше я его не видел.

— Где он сидит? Второй раз?

"Твоей бабке стало хуже. Михар на стежке, пока не приму меры, не вздумай возвращаться".

— В Двойке, это ИК-2 в Рыбинске, ему строгача дали, как рецидивисту. Но сидит или нет, не скажу. Мог и по УДО выйти, — участковый отвечал по военному четко без запинки, продолжая тереть виски уже двумя указательными пальцами, — У вас аспирина нет, башка трещит, словно…

— Так он женат или нет? — перебил его баюн, и от звука его голоса участковый едва слышно застонал.

— Нет… не знаю, штампа в паспорте не было, а как оно на самом деле, не знаю. Вы не могли бы уйти?

— Могли бы, — сказала я, убирая телефон и делая шаг назад, но вдруг остановилась и спросила, — А куда уехал Петр Шереметьев, его отец?

Тут бы участковому возразить, зачем нам его отец собственно? Но сила сказочника уже крепко держала мужчину, я мы могли расспрашивать его хоть о цвете нижнего белья, он и не подумал бы молчать, как и анализировать, к чему нам эти сведения.

— Черт, больно-то как, — он закрыл глаза, — Про отца много чего болтали, в один из дней он собрал вещи и уехал. Купил билет до Бреста и больше его не видели.

— Что и дела не возбуждали?

— Какое дело, помилуйте, — воскликнул Василий Петрович, опуская руки и хватаясь за край стола, словно с трудом мог сидеть, — Взрослый человек собрал вещи, деньги документы и уехал. Его выбор. Хватит… — попросил он, — Как вас там… прошу…

— Ладно, пей свой аспирин, — разрешил баюн, отводя взгляд и разрывая зрительный контакт, мужчина с облегчением уронил голову на стол.

Я вышла на улицу и вдохнула прохладный воздух, за спиной слышался смех Ленника.

— Хочешь вернуться и закончить допрос?

— Неа, — ответил баюн зевая, — Сведения не секретные, он почти не сопротивляется, даже старуха переживала за свою болтовню больше. С ним не интересно. Интересно с тобой.

— Чем я тебя так забавляю?

— Всем, — лаконично ответил он, — Что едем в колонию? Или домой?