На неведомых тропинках. Сквозь чащу

Я последовала за ним, моментально улавливая далекую песню. Перебор струн, который слышишь не ушами, а самой сущностью. Баюн повернулся вместе со мной, словно кукловод дернул нас за невидимые нети. И имя этого кукловода — переход. Не здесь, чуть дальше, иначе мы почувствовали раньше. Там где дорога изгибалась, сворачивая на север, там, где не было домов и лишь высохшие, коричневые травы освобождались из-под снега и едва слышно шептались сухими трескучими голосами, вторя легкой зовущей мелодии. Оно обещало блаженство, оно дарило удовольствие.

— Надо же, а я и не знал, — прошептал сказочник, а я поняла, что и вправду не знал.

А это могло означать много, например, что переход ведет слишком далеко, или никуда, в брошенное жителями селение, или там за переходом отнюдь не наша стежка, что сомнительно, но не невозможно.

Баюн тряхнул головой и вернул на лицо паскудную ухмылку. Да, что я привязалась к его улыбке? Почему за каждым изгибом его губ мне чудиться издевка? Почему я каждую минуту жду подвоха? Может потому что все это там было?

— Так куда идем? — он снова повернулся к монолитному каменному забору, — Будем брать цитадель штурмом?

— А получится? — вопрос вырвался раньше, чем я его успела его осознать.

Штурм это всегда кровь и смерть Это плохо, я помнила, но уже не могла понять почему. Я продолжала говорить прописные истины, что нельзя насиловать женщин, нельзя обижать стариков… Но я не чувствовала ничего за этими словами. За ними не стояла уверенность в собственной правоте.

— Вдвоем? — Лённик смерил меня взглядом и положил руки на крышу машины, — Не знаю. Люди не так слабы, как кажутся. Тем более здесь. Охраняемый объект, огнестрельное оружие, и даже самые ленивые умеют с ним обращаться. Замкнутые пространства, потеря скорости, отсутствие возможности для маневра, даже для того чтобы сломать решетку нужно время, ничтожно мало по человеческим меркам, но пули тоже летят быстро. Одна, две, три не причинят особого вреда, а два десятка? Три? Я не киборг, чтобы бесконечно глотать железо, — он развел руками.

— А твоя сила?

— Если только физическая, — хохотнул он, — Мне нужен первичный контакт взгляд, я не смогу уболтать сразу всех.

В это я сразу поверила. Нечисти всегда что-то нужно. Джину — прикосновение, мороку — дыхание, баюну — взгляд, бесу — согласие, падальщику — запах. Голос сказочника обладает силой, но она и в равнение не идет с той, что давит на человека из его глаз.

— Хотя я бы попытался, но не с тобой. Будь со мной ведьмак, мы прошли бы сквозь эти стены насквозь за пол часа, с охотником — ветром за десять минут. Черт, да будь у меня просто амулет невидимости, я бы покопался в канцелярии, а ты бы послушала музыку, но мы пришли сюда пустые, — он покачал головой, — и неподготовленные. Мы даже не знаем, там ли сын твоей юродивой. Он мог выйти, сбежать, умереть, его могли похитить инопланетяне.

Я закусила губу и отвернулась. Ленник был тысячу раз прав. Оставалось только развернуться и уехать назад. Но именно этого я и не хотела делать. И смотрящий на меня поверх машины мужчина, конечно, это понял.

— Ты бывала в тюрьмах, или вот таких вот колониях? — спросил он.

— Нет.

— Жаль, я бы тебя сводил…

— Говоришь так, словно речь идет о ресторане, — я запахнула курточку, скорее по привычке, холод меня не беспокоил.

— Это лучше ресторана, — он снова посмотрел на забор, — Когда заходишь, первое что чувствуешь это взгляды, они будут с тобой везде в каждом закутке, коридоре, тупике. Взгляды охраны, взгляды заключенных, даже мышей, что шмыгают вдоль плинтусов. Они липнут к коже, как мокрая одежда Они состоят из настороженности и ожидания. Вечного, злого, изломанного, его так легко пить, так легко провоцировать. Они так близки к срыву, как поставленные близко костяшки домино, толкнешь одного и упадут все. Они ждут и жаждут. Жаждут свободы, справедливости, мести, секса, наркотиков и даже боли, — его голос стал мечтательным и обволакивающим, он рассказывал сказку, а я почти видела нарисованную картинку, почти пробовала ее на вкус. Наконец-то ощущения. Сладость чужого воспоминания, чужого…

Я дернулась, обрывая хрустящую нить контакта, которую он снова протянул ко мне.

— Уговорил, — ответила я, — Проведу там медовый месяц.

— Седому больше понравиться блок смертников, — он выразительно посмотрел на кольцо на моем пальце.

Я коснулась золотого ободка, и как обычно оно отказалось слезать, только прокрутилось вокруг. Но ничего дайте только время…

— Мы не можем стоять тут вечно, — сказал он, — Но если тебе хочется…

Он не договорил, потому что я, уже готовая смириться, готовая махнуть рукой и поехать домой, вдруг замерла, глядя ему через плечо. На здание чуть более высокое чем остальные, выделявшееся маленьким куполом, с более чем скромным крестом на верхушке. Ни золота, ни серебра, никакой показухи, может, поэтому я не сразу его заметила, а может, не хотела замечать. Часовня или маленькая церковь, стоящая чуть в стороне от основных корпусов и построек, и частично скрытае деревьями, в это время года голыми и черными.