На неведомых тропинках. Сквозь чащу

Охотник дернулся и, неловко ударившись виском, о землю замер. Подергивающиеся пальцы загребли землю и медленно разжались.

Молния осветила неподвижное, как в жизни, так и в смерти лицо Охотника. Его сердце, бившееся так медленно, и так тихо, почти остановилось, почти замерло.

Куда исчезла сладость? Почему смерть была горька настолько, что не прибавила сил, а забрала их. Я отшатнулась от тела не понимая, что не так, ноги запутались в ломкой траве. И тут меня позвали… тихо:

— Дочка?

Знакомый голос, выговорил знакомое слово. И я развернулась, вскакивая с мокрой земли, силясь разглядеть ту, что стояла на ступенях крыльца. Гром прозвучал где-то в отдалении.

— Ма… Марья Николаевна?

Бабка спустилась с крыльца так быстро и непринужденно, как не смогла бы при жизни. За ней вышел Семеныч и, кажется кто-то мертвый… Веник.

— Ты вернулась, — она бросилась ко мне и обняла. Влажная одежда тут же прилипла к ее шерстяному платью.

Я стояла не в силах пошевелиться. Сердце старухи, остановившееся несколько минут назад в доме черного целителя, не билось.

— Так за тебя волновалась, — она отстранилась, и погрозила узловатым пальцем, а стежка вдруг грянула громким маршем, торжествующим и приветствующим…

На ее запястьях, на месте зеленого рисунка переливалась алым старинная инопись. На обеих руках.

Приветствующим…

— Хранительница, — гулким басом проговорил Михар, появившийся справа и впервые мне было наплевать на его природу.

Приветствующим… своего нового хранителя, человека умиравшего на стежке, но не умершего, ответившего "да" на предложение мира.

Никто не знает, почему и как это происходит, но когда появляется человек с огненными браслетами на руках, расписанными старинной мерцающей инописью, перед ним склоняется нечисть.

— Это значит, что Ефим мертв? — спросил падальщик.

— Не зна… — начавший было отвечать староста, замолк, потому что тело лежавшее на земле у моих ног шевельнулось, замолкшее было сердце, вдруг забилось так сильно и так громко.

— Мальчик, не лежи на земле, простудишься, — всплеснула руками моя мертвая бабка. И "мальчик" послушался, встал единым слитным движением, словно перетекая из одного положения в другое.

Гром, на этот раз мягкий и почти ласкающий слух ответил ей низким рокотом. Дождь все еще отбивал рваную дробь по шиферу и железным подоконникам, но в нем уже не было прежней силы и ярости. Ни в ком из нас не было.

Ниже по улице раздался равномерный шум мотора. Кто-то все-таки въехал на стежку. Кто-то за рулем яркой красной машины. Моей машины.

— Дочка, тебе надо переодеться, а еще лучше выпить горячего чая с малиной, — бабка откинула мокрые волосы с моего лица.

Охотник шевельнулся, разворачиваясь к новому источнику шума. Автомобиль медленно остановился напротив серого дома целителя. Стекло опустилось, и сказочник жизнерадостно произнес:

— А я твой ножик привез, — показавшаяся загорелая ладонь разжалась и в лужу, тихо звякнув, упал серебряный стилет. Поверх металла легла грязная тряпка, которой я протирала фары, а баюн использовал, как защиту, — Непослушный он у тебя, кусачий. А это кто? — спросил он, глядя вперед.

— Мальчик, — ответила Марья Николаевна, потому что смотрел он не на нее, не на меня, и не на Веника или беса, не на старосту, или вышедшего на крыльцо Мартына. он смотрел на охотника, которого знали на этой стежке все. На незнакомца поднявшегося с земли и стоявшего за моей спиной.

— Это ошер, — ответил за него Михар, — Спустя столько веков… не верю!

— Там где Великие, там и ошеры, — выдавил старик.

— Охренеть, — высказался Мартын. — Она на стежке меньше часа и уже кого-то создала?

— Вот тебе и прыжки в длину, — сплюнул Веник.

— Нам точно конец, — хохотнул баюн, заглушая двигатель.

Сам Ветер молчал.

— Тем? — позвала я и повернулась. — Тем…

Глава 5 Истинное обличье

"… и воздел Элек-созидающий-твердь руки, и вознесся ввысь камень…"

Я перевернула хрупкую страницу, в который раз задаваясь вопросом: почему книги о Великих написаны столь цветистым языком и щедро приправлены пафосом?

"… и встал на пути у стаи могучий ошер, и погнал тварей невиданных в земли темные и далекие. О и быстры были войны Великих. И сильны…"

А еще красивы без меры, готовить наверняка умели, а не только чертей гонять, и крестиком вышивать.

Понимаю тогда время было такое… витиеватое что ли. Взять хотя бы старые церковные книги и былины.

"…Элион-поворачивающая-путь простерла под их ногами путеводные нити…"

Вот я и добралась до Элион, из-за нее я второй день мучила этот громоздкий том. Семеныч сказал, что возможно я это она. Не в смысле переселения душ, моя то сейчас вообще неизвестно где и с кем переселяется, а в смысле способностей. Она тоже могла "поворачивать" стежки.

Все Великие были разными. Элек мог создавать "твердь", то есть подрабатывал на досуге строителем. Элион сбивала с пути истинного или наставляла, то есть изображала компас. Грейот-дающий-силу, мог наделять других способностями. Так бы и сказали, раздавал наряды вне очереди: ты будешь зверюшек дрессировать, а ты рыбу заворачивать.