— Да, — ответил парень, и в его взгляде зажглась магия, в ответ черные зрачки сказочника растеклись непроницаемой кляксой по глазным яблокам.
И за миг до того как они сцепились, я поняла. Почти все, начиная с того, кто был таинственным любовником матери Мартына, и до того, почему мне знаком этот дом, хотя я ни разу не переступала порог. Хватило и того, что его переступал кто-то другой.
Молодой целитель привел нас сюда, может, хотел вскрыть давно назревший нарыв, а может… Тут мысль сделал неожиданный кульбит, отбрасывая меня в прошлое. Тогда нас тоже было трое, как и сейчас
Сын целителя зарычал и бросился на баюна, сбивая ног. А то захохотал, хотя должен был кричать. Должен был орать от боли, когда кожа на его руках и лице стала лопаться и расходиться, обнажая мышцы, словно кожура с ошпаренного помидора. Сказочник спиной сбил круглый стол, на пол полетели щепки, капли крови, и двое мужчин.
— Пашка! — заорала я, бросаясь вперед.
— Нет, — явидь схватила меня за руку, качнувшись на хвосте. — Это их дело. Не твое. Хоть раз не лезь!
— У нас нет на это времени, — рявкнула я.
— Только представь, — хохотнул Ленник, лежа на полу, и не замечая, как по лицу течет кровь, — Если бы Марьяна осталась жива, ты мог бы звать меня "папой"
Парень схватил его за воротник рубашки и ударил кулаком в рот, словно желая вбить слова обратно.
— Заткнись, — и еще раз. — Заткнись, — И еще.
Самое странное сказочник совсем не сопротивлялся, не закрывался руками, с которых слезала кожа, продолжая смеяться, как умалишенный, и изливая в этот звук причиняемую боль. Губы были разбиты, кровь окрасила зубы, превращая улыбку в звериный оскал.
— Зато она была бы жива, — проговорил Ленник и занесенный для очередного удара кулак замер.
— Ты этого не знаешь, — сказал Март и зеленый цвет его магии потух.
— Не я убил ее, — сказочник смотрел прямо на парня. И его глаза все еще оставались черны и полны силы, — Но если бы не закон, ты рос бы сиротой.
Март разжал руки, отпуская ворот, голова сказочника стукнулась об пол с глухим звуком.
— Люблю представлять, как твой отец сам себе перерезает горло. От уха до уха.
— Какой второй вопрос? — парень поднялся и одернул свитер.
— Что заставляет вас думать, что я смогу защитить это, — он сел и указал на яйцо. — от вория?
— Мы здесь не только потому что ты должен, а потому, что вряд ли кто вообще подумает искать приплод Константина Черного у тебя. Даже сам целитель, даже стяжатель, или тот с кем он поговорит и попробует выкупить сведения. Никто.
— Они не настолько ненормальные, как вы, — хохотнул Ленник и легко поднялся, — Считайте, я вернул долг, ребенок за ребенка. Я не сдам змеиное отродье дракону.
— А сам? — спросила я, — Сам ничего не сделаешь?
— Если бы мог, я бы съел яйцо ложечкой, смакуя каждую порцию. Но съел бы сам. — баюн развел руками.
— Но ты не можешь? — я повернулась к Пашке, — Так?
— Нет. — кратко ответила она.
В этом слове было столько всего, что я почти ей посочувствовала.
Логика, странная, неправильная стала проступать сквозь кучу догадок и предположений.
— Пашка, черт возьми, я же помню этот дом, эту комнату. Там в иллюзорном Юково, на востоке. Его, — я указала на сказочника, — хотели убить. Его мираж убивали все, потому что этого хотела ты. Твоя память, твои воспоминания. Ты была здесь. С ним.
— О чем ты? — не понял парень.
— О руне у нее на затылке и о том, почему она хотела, чтобы я была рядом, когда она выполнит данное Простому обязательство. Он знал, что просить. Что же ты натворила, Пашка…
— Расскажи им, змейка, — Ленник ухмыльнулся, а от этого ласкового "змейка" вздрогнули и я и Мартын.
— Так, это он, — застонал парень, — В округе мужиков, что ли мало? Бедный отец… Его снова предали… снова с ним.
— Не говори того, чего не знаешь, — зашипела явидь.
— Прости, но ты идиотка, — сказала я.
— Присоединяюсь, хотя трахать тебя было… — баюн задумался, подбирая слово, — Познавательно.
Март снова зарычал, сказочник отвернулся, открывая окровавленными руками, холодильник и доставая другую банку. На белой дверце остались красные разводы.
— Что мне делать с драконом, если явиться?
— Сказку расскажи, как мне, — огрызнулась явидь.
— И расскажу. Человеком он сюда не войдет. Вопрос в другом, — он с шипением открыл банку. — Что помешает ящеру вскрыть мой дом, как банку консервов и выковырять…
— А вот сейчас и узнаем! — закричал Мартын, за секунду до того, ка я услышала хлопанье крыльев, а секунду спустя оглушающий рев.
— Быстро, — Ленник пинком отправил останки стола к стене.
Под расколотой столешницей отказался квадратный люк в подпол. Мужчина рывком откинул крышку.
— Пашка, — заорала я, но та замешкалась, проводя рукой по малахитовой скорлупе. Скорлупе, которая крепче камня для чужих, и такое уязвимое перед тем, кто дал ему жизнь.
Медные глаза сузились. Рев повторился, земля вздрогнула, над головой закачалась люстра с белыми плафонами. Я не стала больше раздумывать. Ни о судьбе яйца, ни о чувствах Пашки — все это меня больше не интересовало. Я толкнула ее каменное, так похожее на отлитое из чугуна, тело, и яйцо с грохотом упало на пол.