На неведомых тропинках. Сквозь чащу

Маховик. Вот и довелось увидеть еще одну легенду Дивного. Создание так похожее на человека, две руки, две ноги, голова, но, тем не менее, им не являющееся. Высокий и массивный, несмотря на лето одетый к драную кудлатую шубу нелюдь посмотрел из-под выпуклого лба, подался вперед, качая несоразмерно длинными, почти достающими до земли руками, ногами так похожими на бревна. Маховик. Убивающий одним махом. А может, и еще десятью разными способами.

Предвкушение Веника сменилось недовольством и самую малость недоумением. Он встряхнулся, и все исчезло, осталась лишь готовность. Так или иначе, драка будет. Насколько Дивный ослабил падальщика? Какой толщины вуаль набросил на его силы и инстинкты?

Маховик сделал шаг, Веник пригнулся. Один хищник напротив другого.

Щааарк - щщааааарк - щак - щак - щак - щак - щак.

Захрустели шаги в тишине, руки и нога маховика двигались ритмично и размеренно, словно маятники, отмеряющие расстояния

И все это в тишине, нарушаемой лишь слишком громких хрустом костей.

Щак - щак - щак- ща... на последних метрах маховик прыгнул, резко ушел вверх и бухнулся вниз со всей силы, ломая сухие ветки дерева и выбивая каменную крошку из упавшей башни.

Гробокопатель не стал ни нападать, ни встречать удар лбом, он скользнул в сторону, позволяя, твари приземлиться на свое место. Маховик издал утробный разочарованный рык и получил удар в спину. Веник ударил когтями, разрывая, кожу и плоть. Маховик был обнажен, лысые и какие-то розоватые руки и ноги, бочкообразное тело покрывала короткая серая шерсть, которую я приняла за шубу.

Он нелюдя пахло зверинцем, навозом и чем-то еще... яростью и болью. Ослепляющей, яркой. Она коснулась меня предлагая попробовать муку на вкус, посмаковать... Веник рыча вздернул руку, его пальцы были покрыты почти черной кровью.

Но впервые отмахнуть от этого желания оказалось слишком легко. Почти без усилия. Я не хотела возвращаться назад, не хотела снова становиться одержимой чужой агонией. Плюс - минус, минус - плюс, и пусть кровь пахнет так сладко...

Нелюдь взмахнул руками, падальщик припал к земле, пропуская массивные конечности над собой и впился зубами в маховику бедро, получая от этого немалое удовлетворение.

Это было бы почти смешным, даже гротескным. Для обычного человека картина полная абсурда - один мужчина вгрызается в ногу другого. Но сквозь абсурд проступает нечто иное. И вот уже замечаешь, что спина Веника хищно изогнута, слышишь, как трещит плоть, как с кровавых губ хищника срывается прерывистое рычание, видишь на лице удовлетворение и удовольствие. Он делал то, что хотел и плевал на всех остальных. Одна картина поверх другой, снова эта двойственность.

Маховик замычал, вязкая слюна повисла на подбородке, и нелюдь с размаху ударил падальщика по спине. Гробокопатель издал невнятное "агссс".

Вы замечали, что когда хочешь закричать, когда это действительно нужно, чтобы выплеснуть боль или позвать на помощь, горло немеет, дыхание почти останавливается, а легкие отказываются сокращаться? Надеюсь, что нет. Надеюсь, вы никогда не ощущали боли на грани, ни физической, ни сторонней, почти беспомощной, когда ты вынужден наблюдать. Страшен не крик, страшна тишина.

Удар был настолько силен, что гробокопатель не смог сразу подняться. Маховик пнул Веника в бок, отбрасывая к стенке башни. Падальщик упал на ломкие кости и замер. Впервые я поблагодарила судьбу за новые способности, потому что, глядя на неподвижного мужчину, точно знала, что он мертв. Он мертв с тех пор, как продал душу, и тем не менее его сердце еще билось. Слава святым или им вопреки, Веник дышал.

Горящие голубе глаза остановились на мне, словно два пятна света в темноте. Я отшатнулась, даже не знаю почему. Ведь свет не причинит тебе вреда... если только ты не тьма. Я отпрянула, ударилась затылком о нависающую башню, задела ногой разбитую чашку. В любом другом месте я бы этого даже не заметила, но в Дивном все было неправильно. Чашка откатилась от черепа, и я увидела, что она вовсе не расколота. Вторая ее половина все еще существовала, только сделана она была не из керамики, а из того же голубоватого свечения, как и росчерки в воздухе, как и глаза маховика.

Нерасколотая чашка качнулась, и мир взорвался звуками. Они ударили меня наотмашь, проникли в голову, раскаленными иглами протыкая черепную коробку, зудящими червями пробрались в уши... И я, наконец, смогла разобрать хруст костей. Не шорох осколков, а шепот, переходящий в вой. Они кричали! Все разом, вспыхнув воздухе светящимися росчерками. Им было до сих пор больно, прошли века, с тех пор, как они погибли прошитые стежками, как разбилась эта чашка...

Вдали от Дивного переходы тоже говорили с людьми, пугали их, толкая прочь с тропы. Но тот шепот лишь слабое подобие, того, что я слышала здесь. В городе Великих они оглушительно выли в агонии, которая длилась вечно. И ты сделаешь что угодно, чтобы прекратить это. Уйдешь, убежишь, убьешь, умрешь...