На ночь глядя

— Я нашёл недорогой ресторан. Даже не ресторан, а что-то между этим и столовой. Но хорошей столовой. Ай, к чёрту, неважно. Я предвкушал встречу целых три дня, даже купил заранее новые туфли, и это обошлось мне в месячную стипендию. Кстати, это было в студенческие годы! Так вот, я отложил все деньги, понимая, что потом буду питаться одним воздухом, если ни у кого не получится занять. У родителей попросил денег на ресторан. Они отказали, бабушка согласилась и дала пару тысяч. В то время это были огромные деньги, которые получилось вернуть только через пару лет после выпуска из института.

Я медленно терял нить истории, больше наслаждаясь тем, что с упоением рассказываю её. О чём она? Вспоминаю на ходу, будто и для меня самого концовка станет сюрпризом. Диогу был всё это время очень внимателен, порой кивая каждый раз, когда наши взгляды встречались. Он меня слушал по-настоящему, и я не смог не улыбнуться, сделав очередную паузу.

— Вот и настал тот день. Это был конец зимы, и снег уже начал таять. Раньше времени кстати, и это важно для истории, — резко вспомнилось, для чего вообще открыл рот, — я вышел заранее, потратив на выбор одежды не менее часа. Благо, вопрос с обувью уже решил на тот момент. Я побоялся ехать на автобусе, а то вдруг и замараю, помну пальто и рубаху под ней, да и насквозь пропахну вонью общественного транспорта. Поэтому решил пойти пешком, и это оказалась огромная ошибка. На одном из перекрёстков, рискнув перебежать на мигающий зелёный, я поскользнулся и плашмя угодил в растаявшую лужу у загудевших автомобилей. От их звона и рычащих двигателей я потерялся в пространстве и начала барахтаться в грязи, что только усугубило положение. Какой-то мужчина вытянул меня за рукав на тротуар.

Меня невольно прошиб смех, но он был по большей части горестным. Эти воспоминания казались чужими, и у меня словно нет никакого права ими распоряжаться. Я подождал, пока влажность глаз немного поутихнет, и посмотрел на Диогу. У него вспотело лицо, но выглядел он всё ещё заинтригованным.

— Мы встретились в ресторане. Девушка пришла первой. Она еле сдержала вскрик, закрыв рот рукой, когда увидела меня, пришедшего к ней на первое свидание в грязи. У меня половина лица словно была в военном камуфляже, и на ресепшене даже хотели прогнать, но я успел назвать столик. Половину отведённого времени на бронь мы с девушкой приводили меня в приличный вид. Потом быстро поели, чтоб освободить бронь, и отправились гулять по вечернему городу. Это было лучшее время, тогда… Диогу?

Санитары заметили раньше меня, слишком увлечённого своими же речами. Они побросали сигареты и уже бежали в нашу сторону, пока мои костлявые руки впивались в подлокотники инвалидного кресла. Диогу медленно падал, склонив голову к земле. Я успел схватить его за волосы, прежде чем он коленями устремился вниз. На его спине оголились красные кровавые рубцы и вздувшиеся позвонки, вокруг которых взрывами и котлованами расположились тёмные синяки. У меня невольно открылся рот, и я испугался так, что не смог пошевелиться. Санитары подняли Диогу и прямо руках оттащили ко входу в больницу, а я один сидел в парке и ждал хоть кого-то. Минут через десять обо мне, видимо, вспомнили, и уже другой санитар в нестиранной форме увёз меня в палату.

Путь обратно показался намного дольше. Это словно была другая больница, незнакомые стены, и люди все такие чужие, что захотелось раствориться на месте, рассеяться в воздухе словно лёгкий пшик духов. Меня катили неаккуратно, и каждый порог ощущался полосой препятствий, не обходившейся без болевых ощущений. Я начал стонать, и звуки эти терялись в гуле неприветливой больницы. Быстро завезли в палату и уложили как куклу в кровать. Свет не включили, телевизор тоже. Пульт я попросить не успел. Про мой ужин забыли. На одной ноге остался тапок, а где второй — неизвестно. Ширма закрыла меня от света единственного фонаря, изредка проникавшего в эту комнату. Кажется, в туалете гремела вода, громко разбиваясь каждой каплей об керамику и превращаясь в мерное жуткое эхо.

Посвистывал сквозняк. Он тянулся тонкой струйкой, минуя ширму. Я хотел услышать голос, а его не было, я потянулся к одеялу, но не нашёл его. Закрыл глаза, попытавшись успокоиться. Моё тело требовало воздуха, а сердце выколачивало через рёбра путь наружу. Собственный запах изо рта отвратителен, пришлось чуть задрать голову, чтоб вонь растворилась в наступившем холоде. Каким-то образом удалось уснуть, когда дрожь ещё обнимала моё тело.

* * *

Разбудила медсестра. Она вошла с подносом и улыбкой на лице, но с заплаканными глазами. Мне принесли апельсин и манную кашу. Люблю её. Кашу, не медсестру. Я невольно облизнулся, уже ощущая, как в голодный желудок будет опускаться вкусная еда. Позавтракал быстро и чуть не рыгнул, но сдержался. Медсестра сидела всё это время на соседней койке, спрятанная за ширмой. Порой я слышал за своим чавканьем тихие стоны и всхлипы, но звяканье ложки об опустевшую тарелку совершенно скрыли чужую стыдобу.

— Я закончил, спасибо, очень вкусно.