На обочине канона (СИ)

— Обязательно пригодятся, нии-сан! — ободряюще хлопаю его по плечу. — Не выбрасывать же их теперь? Давай-ка собираться домой — а то ока-сан будет недовольна.

— Инаби-кун, а сколько у тебя рисунков?

— Хм-м, — пробегаюсь по своей стопке пальцами. — Десять. А у тебя?

— Девять, — испуганно лепечет брат. — Я их положил вот сюда, на скамеечку, а потом Томео-кун сюда торт поставил, а теперь…

— Я не брал! — спешит оправдаться Яманака.

— Наверное, эро-саннин на память прихватил, — машу рукой. — Ничего страшного, пойдём скорей!

Пенье птиц разносилось над кварталом Сенжу. Нежаркое вечернее солнце ласкало шею и руки и заставляло немногочисленных прохожих, идущих навстречу Минато, забавно щуриться, словно каждый из них был рад его видеть. Юный Намиказе отвечал на эти вынужденные улыбки широкой искренней ухмылкой. Ведь ещё немного, всего пару шагов, и он вновь услышит такой родной голос…

— Минато-ку-ун! — нечто бестолково и радостно верещащее свалилось на парня непонятно откуда и повисло на плечах. — Как здорово, что ты пришёл, я так ждала! Представляешь, сегодня случилось такое!..

Молодой шиноби неторопливо переставлял ноги, слушал весёлую болтовню спутницы и тихо млел, время от времени удивлённо или согласно хмыкая. В тот момент он был абсолютно счастлив. Оттого, что рядом идёт самая красивая в мире девушка. Оттого, что её узенькая ладошка доверчиво покоится в его руке и немного сжимается на самых волнительных местах повествования. Оттого, что её глаза говорят лучше всяких слов. О, Ками-сама! Если бы это мгновение длилось вечно!..

Из философских размышлений Минато вывел в третий раз повторённый подругой вопрос:

— А это правда, что Джирайя-сан влюбился в Цунаде-химэ?

— Э? — такой поворот событий стал для парня полной неожиданностью. — Сомневаюсь, Куши-чан. Сенжу-сама недавно… хм, приходила к нам на тренировку и спрашивала его о каких-то цветах. Она почему-то была очень зла.

— А он? — зелёные глаза смотрели с таким восторженным интересом, что Минато не смог бы смолчать, даже если бы захотел.

— Он очень удивился и сказал, что это какая-то ошибка, — развёл руками чунин. — Вот увидишь, это недоразумение вскоре разрешится.

— О-о, — девушка была в восторге, — Значит, он так и не решился сказать ей о своих чувствах, даттебане! Честно говоря, не могу его винить — у Цунаде-химэ тяжёлая рука. Представляешь, меня тут недавно научили гадать по ромашке, помнишь, я тебе показывала? И вот иду я вчера, гадаю, — Кушина стрельнула глазами в сторону парня и чуть зарделась, — а тётя Цу меня и спрашивает: «Что это ты делаешь? Узнала рецепт нового лекарства?». Ну, я ей, конечно, сразу рассказала, как надо правильно гадать, а она, конечно, пофыркала только и ушла, но сегодня… — девушка не выдержала и прыснула в кулачок. — Сегодня утром я видела, как она идёт в госпиталь и обрывает лепестки, даттебане! А когда меня увидела, то спрятала цветок в карман, представляешь! А ты уверен, что Джирайя-сан не имеет к этим странным подаркам никакого отношения?

— Ага, — пожал плечами Минато, приваливаясь спиной к старой яблоне. — Он всю неделю просидел над новой книгой. Мне кажется, получилось намного лучше той, первой. Вот, гляди, что он пишет: «должен быть кто-то в этом мире, для кого ты будешь самым мудрым, самым сильным, самым смелым и самым красивым»[2]. Хочешь почитать?

— Конечно хочу, даттебане! — кипа листков была едва ли не вырвана из рук парня.

На следующие десять минут всё вокруг погрузилось в тишину, нарушаемую лишь соловьиными трелями и шорохом ветвей.

— Это замечательно, Минато-кун! Очень добрая и мудрая сказка! А эти картинки такие красивые! Я прямо представила всё вживую!..

— Я тоже! — горячо согласился с ней ученик Джирайи. — Только представь, сколько труда учитель вложил в неё! Он никак не мог успеть дарить те подарки Цунаде-химэ.

— Правда? — хитро улыбнулась Узумаки. — А это тогда кто?

Со всё возрастающим недоумением Намиказе наблюдал, как сенсей спрыгивает с крыши и тихонько просачивается в дом принцессы клана-основателя. Сначала в осторожно приоткрытую дверь заглянула белобрысая голова. Затем внутри оказалось левое плечо, торс… последней из поля зрения юных наблюдателей исчезла вместительная картонная коробка.

— Ой, как романтично!.. Как думаешь, что там, внутри? — Кушина уже буксировала кавалера к заветному забору. — Пойдём, посмотрим, даттебане!

Ответить девушке Минато не успел. Аккуратный домик лучшего ирьёнина Конохи вздрогнул от мощного крика. Затем внутри что-то с грохотом рухнуло, и развернулась, судя по звукам, настоящая битва: громкие неразборчивые вопли перемежались со звоном разбиваемой посуды. Минуту спустя разлетелось вдребезги одно из окон. Осколки стекла смешались с черепками тяжёлой вазы. В проёме была видна мокрая шевелюра жабьего саннина. В растрёпанных лохмах запуталась белая ромашка. Теперь крики стали слышны отчётливей:

— Негодяй! Убью!..

— Цу, послуш…

— Я! Тебе! Не! Цу! — каждое слово сопровождалось звуком бьющейся посуды.

— Хорошо, хорошо! Ай! Цунаде, успокойся, давай пого…