На одном дыхании!

– Нет, – пробормотала Глафира, потянула с соседнего стула свой необыкновенный шарф, и с него вдруг все посыпалось – и куртка, и сумка, и из сумки вывалились какие-то причиндалы.

Глафира нырнула под стол. И Дэн тоже нырнул.

– Я не могу тебе сейчас дать телефон, – продолжала под столом Глафира, запихивая куртку в сумку. – У меня его нет, только дома. Ты сможешь со мной доехать до моего дома и оттуда позвонить? Это неблизко, но я тебя потом отвезу в Москву, куда скажешь!.. Ну хочешь, сюда верну!

Дэн вынул из ее сумки куртку и покидал туда ручки, узенький ежедневник, пакетик с носовыми платками.

– Во-он еще зеркало закатилось, видишь?

Дэн сунул руку под батарею, добыл зеркальце, и они вылезли из-под стола. И уставились друг на друга.

– А… кому звонить-то?

– Я тебе скажу. Одной бабусе.

– Кому-у?

– Бабусе, – Глафира махнула рукой, – бабусе-ягусе. Какая тебе разница?

Он пожал плечами.

– Поедешь?

– Поеду. И можно меня никуда потом не возить, – тут он сделал независимое лицо. – Сам доберусь, не маленький.

– От нас не доберешься, – Глафира так замахала официантке, как будто пыталась с необитаемого острова сигнализировать проходящему мимо пароходу. – Там кругом лес. А в лесу кабаны и лоси. Что ты сидишь?! Вставай, поедем!

– Мы еще не заплатили.

– Давай-давай! Если мы встанем, они быстрее подойдут!

– Не, а что такое-то?! Что за паника-то?

– Да не паника, – ответила Глафира, наматывая на шею свой необыкновенный шарф. – Все теперь зависит от этого звонка. Если я правильно думаю, значит…

– Что значит?

– Значит, я знаю, кто убил моего мужа. Вставай-вставай, поехали!

– Верочка! Ве-ера!

Никакого ответа.

Марина нервничала, и руки у нее были холодные. Она приложила их к щекам. Щеки горели, и от холодных рук на миг стало приятно.

– Вера Васильна!

На зов явился Костенька – как всегда, когда никто его не ждал не звал.

– Мариночка, девочка, – заговорил он с порога, – что такое? Ты звала?

Марина помедлила, продлевая прохладное прикосновение ладоней к огненным щекам, потом медленно отняла руки и медленно повернулась.

– Костенька, – сказала она устало, будто не веря себе, – Костенька, голубчик! Я Веру звала! Что такое, где она может быть? Или в этом доме меня уже никто, никто не слышит?

Муж вдвинулся поглубже, глядя поверх половинчатых очков для чтения, которых он стеснялся. Марина посмотрела ему в лицо, до смешного старческое в этих самых половинках, как у пожилой гориллы – впалые щеки с пролезшей седой щетиной, очень неопрятной, с круговыми морщинами вокруг слабовольного бескровного рта, с сенбернаровскими складками на унылом лобике.

Марина взглянула еще раз и отвернулась – несколько быстрее, чем нужно. Нужно было посмотреть подольше и понежнее, а у нее… не получилось из-за этих проклятых половинчатых очочков и горильих складок морщинистого личика! Костенька, как всякий тонкий мужчина и гаремный персонаж, моментально заподозрил неладное.

– Ты плохо себя чувствуешь? Вон и щечки горят! Может, температура?! – Он обернулся в сторону коридора и прокричал туда, в глубину, нарочно встревоженным голосом: – Вера! Вера, чтоб вас! Градусник подайте.

– Костенька, ничего не нужно, – сказала Марина, мельком подумав, что температура была бы прекрасной придумкой. – Мне ничего, ничего не нужно!

– Как же, Мариночка, не нужно! Щеки-то горят, я вижу!..

В коридоре завозилось и затопало, как будто по нему прошел конь, оттуда завздыхало, засопело и донеслось:

– Кому подать-то?..

– Что?! – взорвался Костенька, срывая свои немыслимые очочки. – Что вы там такое бормочете?!

– Градусник кому? – громко спросила старуха, появляясь на пороге. В руке у нее что-то ртутно взблескивало.

Марина улыбнулась затаенной улыбкой.

– Так Мариночке же! Что это вас не дозовешься, право слово!

– Тута я, – объявила Вера, – чего меня звать-то! А у Мариночки никакой температуры нету, я знаю. А если вам градусник, так возьмите, вот он.

И протянула то, что ртутно блестело у нее в руке.

– Да мне не нужно, а вот Марина…

– Нету у нее температуры, – отрезала Вера, – а щечки, это у нее от роли! Роль, чай, не простая, из рыцарских времен.

Бедная пожилая горилла – Костенька совсем растерялся. Так, что даже заморгал редкими ресничками.

– Вера, послушайте!.. Вера… Нет, а откуда вы знаете, что у Марины нет температуры?!

Вера вошла в комнату и с суровым видом поправила кружевную салфетку под бронзовым бюстиком. У салфетки якобы завернулся край.

– Мариночка утром спали до первого часу, – мрачно доложила старуха, не отрываясь от салфеточки, – а потом скушали четыре сырничка и выпили соку. Потом учили роль из рыцарской жизни.

Марина и впрямь все утро восклицала: «Чертовы тамплиеры!» – просто так, шалила. А старуха-то не промах!..

– Так что никакой температуры у них нету нынче. А вам, Константин Николаевич, пожалуйте градусник, и клюквы хотите, сей момент накипячу!..

– Не надо мне никакой клюквы, боже мой!

– А не надо, так, может, кофею подать?

– Вера, – вмешалась Марина, – я вас звала.

– Да я не сию минуту поднялась, – виновато сказала старуха, – чегой-то в ухах у меня будто гудет тихонечко. Не слыхать ничего, один гудеж!..