На охотничьей тропе

Тимофей обошёл на лыжах все прилегающие к деревне колки и болота, побывал в рямах. И вскоре он знал о волках всё, что надо знать охотнику: где они живут, куда ходят на промысел и даже сколько их — обо всём этом рассказали ему многочисленные следы на заснежённой степи.

Зима стояла морозная и буранная. Метели нагнали большие сугробы в колки, глубоко укрыли снегом землю. Знал Тимофей, что голодно зверю даже в первые зимние месяцы при такой погоде, поэтому-то и решил взять волков на приманку. К вечеру он вывез к ближайшему ряму задавленных волками овец и сбросил в снег, вокруг установил крупные капканы.

— Милости просим теперь в гости, — проговорил Тимофей, вставая на лыжи.

Утром он проверил капканы, однако они были пусты. Волки не пришли. Ночью же они опять пожаловали на колхозную ферму, но дед Филипп отогнал их выстрелами из берданки. Об этом он не замедлил рассказать охотнику.

— Правильно, Филипп Петрович, ты им сейчас не давай покоя, — заметил Шнурков, — Голод — не тётка, заставит к падали прийти, — и уже наставительно добавил: — Так ты смотри, не допусти их в кошару-то. А то и мне всю Масленицу испортишь.

— Так уж постараюсь…

Но и на другое утро волки не подошли к приманке. Однако, охотник заметил то, что не заметили бы другие. Метрах в тридцати от овец снег был утоптан волками Они кружили вокруг приманки, но подойти к ней не решились.

— Ага! — удовлетворённо воскликнул Шнурков. — Изучали. Теперь придёте, голубчики, придёте, — и заскользил на лыжах к селу.

Ночь Тимофей спал беспокойно, ворочался с боку на бок. Ему всё казалось, что волки, попав в капканы, сорвали их со стержня и ушли в болота. Он соскакивал с постели и выходил на двор. Над деревней стояла полная луна, бронзовый свет её разливался по крышам домов, по заиндевелым деревьям, покрывал санную дорогу.

«Эх, и длинная же ночь!» — вздыхал Тимофей, закуривал и опять уходил в избу. А лишь луна упала за горизонт, он не стал ждать, когда гостеприимная хозяйка вскипятит чай, вышел в степь.

По обе стороны дороги тянулись опушённые инеем берёзовые колки. Тетерева, недавно выбравшись из-под снега после ночёвки, примостились на макушке деревьев. У ближнего тальника мышковала лиса. И всё это вызывало восторженные чувства у Тимофея. За долгие годы охоты где только не проложил он свою лыжню. Даже в степи в зимнее время охотник не чувствовал себя одиноким, находя в неприметных на первый взгляд картинках природы такую красоту, какую мог понять только путешественник или художник.

На пригорке, у дороги, прижались друг к другу с десяток молоденьких берёзок. Тимофей заметил, что одна из них надломилась, уронив верхушку в снег.

«Видно ветром сломило», — подумал Тимофей и, свернув с дороги, подошёл к берёзке, вытащил из кармана тряпицу и начал старательно перевязывать по надлому.

— Что, пострадала, берёзонька? — ласково говорил он, обматывая тряпку вокруг ствола. — Ну, ничего, подправим. До свадьбы всё заживёт. Ещё какой красавицей вырастешь. Лет через пяток буду мимо итти, обязательно присяду около тебя отдохнуть.

Наложив повязку на дерево, Тимофей удовлетворённо осмотрел его, не торопясь спустился с пригорка, пересек овраг и пошёл вдоль ряма.

Ещё издали он заметил, как у падали метался волк, пытаясь избавиться от мёртвой хватки капкана. Немного дальше, захваченный ловушкой, установленной на тропе, сидел второй волк и, подняв кверху острую морду, протяжно и тоскливо выл.

— Попались, голубчики. Сколько вор не ворует, а петли не минует, — удовлетворённо сказал вслух Тимофей, приближаясь к рвавшимся из капкана зверям.

Волк хищно оскалил зубы и сделал прыжок в сторону охотника, но цепь задержала этот бросок. Тимофеи с силой ударил сапёрной лопаткой в нос зверя, и он за мертво повалился на снег. Так же быстро было покончено с другим.

— А ведь убёг третий, — проговорил Шнурков, рассматривая крупный след, уходящий в сторону ряма. — Видать, матёрый волчина. Старый и похитрее. Но и ты не уйдёшь, голубчик…

Освободив из капканов, охотник оставил мёртвых волков на снегу и пошёл по следу зверя, волоча за собой овцу. Он долго бродил по ряму, определяя место логовища, в одном из овражков оставил приманку и установил капканы, предварительно окурив их пахучей богородской травой. Возвращаясь назад, замёл лыжню лисьим хвостом. Ничто теперь не выдаст, что сюда приходил человек. В деревню Тимофей возвращался вечером, согнувшись под тяжестью добычи, усталый, но довольный, вполголоса напевая любимую песню:

Эх ты, степь широкая,
Степь раздольная,
Широко ты, степь, пораскинулась…

* * *

Прошло ещё шесть дней, а волк не шёл на приманку. Он кружил вокруг соблазнительной овцы, оставляя на снегу следы, но близко не подходил. Тимофей, появляясь по утрам у овражка, начал терять уверенность и подумывал уже снять капканы, однако опыт подсказывал, что зверю с каждым днём всё труднее будет добывать пищу и голод заставит его, наконец, приблизиться к падали.