Старик печально потряс головою и, продолжая греть перед огнем руки, отвечал:
– О, знаю я, знаю, где нахожусь! Ты Витольд, сын героя Кейстута, а это твоя жена Анна, дочь князя смоленского. Эта комната твоей жены, комната, окруженная таинственным полусветом; комната нег и наслаждений, праздности и лени; комната, в которой роскоши и пирам принесены в жертву молодость и слава; в которой погребены величие и бессмертное имя.
– Но кто же ты, злой старик? Как смеешь ты прерывать мой сон и терзать мою душу, словно ястреб птиц беззащитных? Клянусь богами – со мною справиться тебе нелегко: нападай на тех птиц, которые тебе по силам.
– Ба! Кто же не знает Витольда? – возразил старик, вытягивая пред огнем свои посиневшие руки и пронизывая острым взглядом Витольда. – Да, был Витольд орленком; но был им в молодости; любил, как орел, свободу и пыл битв, любил свой народ и свою славу; но теперь орел уже не орел: женщина подрезала ему крылья; он прозябает в гнусном бездействии пред домашним огнищем, слушает сладкие песни, играет прялкою, крепко держится за женскую юбку и ничего ему больше не нужно.
– Послушай! – крикнул в неистовстве Витольд. – Говори, кто ты – или мой меч…
– Твой меч?.. О, юноша! Никто со мною не вступал еще в бой. Да и до боя ли тебе? Тебе пиры да песни!.. Я…
Он встал, вытянулся и достиг головою потолка.
– Я твой
Гульби исчез.
Лицо Витольда пылало. Он искал рукою вокруг себя меча, но под руку попадалась только мягкая, нежная женская одежда. Не приманила его сонная, прелестная улыбка красавицы жены. Он не возвратился на супружеское ложе, но вышел на двор замка, велел готовиться дружине, седлать коней – и когда взошла заря, он с отцом уже мчался к владениям Тевтона.
Другая картина относится к детству Витольда.