На окраине Руси. Мифология и язычество балтов

При описании скандинавских божеств Адам Бременский сообщает, что к сонму богов причисляли также людей, пользовавшихся при жизни большим почетом. «Они также почитают обожествлённых людей, даря им бессмертие за славные подвиги». Равным образом поступает Грюнау. Он также после описания трех прусских божеств имеет своих знаменитых людей, поставленных за их заслуги наряду с богами. Такими являются божества Wurschayto, или Worschayto, или Borsskayto, и Szwaybrotto, или Iszwambrato. Король Witewuto после смерти получил первое имя, а брат его, Bruteno, другое: «…den Koningk sie nannten Worskayto und den Kirwaito (Bruteno) Iszwambrato»[60]. Между тем достаточно известно, что таких божеств никогда не существовало. Virszaitis (так следует правильно писать вместо Wurschayto, Borsskayto и т. п.) назывался жрец, всякий раз избираемый участвующими в жертвоприношении. Szwaybrotto же и т. п. названия – это два произвольно соединенных прусских слова: swais – свой, и brote или bratis – брат; следовательно, swais brote, swais bratis есть буквальный перевод немецкого sein bruder.

Название Widewutus (Видевут) Грюнау заимствовал у Эразма Стеллы, имя же Bruteno сам придумал[61].

Таким образом, вышеуказанное свидетельствует о дальнейшем рабском подражании Адаму Бременскому, о произвольном сплетении и сочетании его сообщений с выдумками Эразма Стеллы, примноженными собственными вымыслами, и о неизвестно уже сколько раз повторяемой нарочно фальши Грюнау.

§ 8.

Указанием на обожание знаменитых людей Адам Бременский кончает свое описание скандинавских божеств, а Грюнау был вынужден в дальнейшем рассказе искать себе другого руководителя.

Из описания дуба в Ромове казалось бы – а писатели прусско-литовских верований и придерживаются этого мнения, – что этот дуб потому считался священным, что в его отверстиях помещались три божества и что таким образом он являлся их жилищем. <…> Между тем дело представляется иначе. Родившийся в Толкемиттене монах еще из дому вынес предания о священных деревьях; затем, бродя по разным странам Пруссии, он слышал о них среди народа, наконец, он читал о них и у своего любимого образца, Эразма Стеллы, пользовавшегося в это время громадной известностью и называвшего великолепные дубы в Пруссии прямо жилищем и домом богов.

Руководствуясь всем этим Грюнау поместил придуманные им статуи своих богов также в дубе в Ромове и таким образом приобрел своим выдумкам некоторое основание.

Беспокоило его, однако, то, что скандинавские божества стояли в святыне; поэтому следовало Грюнау что-либо подобное в этом роде придумать и для своих прусско-литовских божеств. И тут он нашелся. Он придумал, как мы уже раньше упомянули, что вокруг дуба на высоте семи локтей были развешены занавесы, за которые нельзя было никому входить, кроме кирвайто, и что если кто приходил, положим, с жертвоприношениями и т. п., то занавесы раздвигались. Эти-то занавесы, отделяющие святые предметы от народа, совокупно с упомянутым запрещением, живо напоминают еврейскую святыню и удивительно сходны с предписаниями, касающимися ее постройки в Исх., XXVII: 35[62]. И неудивительно. Монаху, ознакомленному требованием своего звания со Св. Писанием, само собою, невольно представлялась образцом еврейская святыня, которому и следовал. В доказательство приведем некоторые примеры. «…И повесь завесу на крючках и внеси туда за завесу ковчег откровения; и будет завеса отделять вам святилище от Святаго Святых…» (Исх., XXVI: 33); «И сказал Господь Моисею: скажи Аарону, брату твоему, чтоб он не во всякое время входил во святилище за завесу… с тельцом в жертву за грех и с овном во всесожжение» (Лев., 16: 2, 3); «…и поставь в ней ковчег откровения, и закрой ковчег завесою» (Исх., XL, 21).

Легендарный герб пруссов

В сравнении с необузданной фантазией Грюнау святыня его имеет еще скромный вид; между тем последователи его, как, например, Гваньини пятьдесят лет спустя (1578), уже пишут, что пруссы своим божествам воздвигнули под известным дубом с громадными издержками великолепную святыню[63]. И несмотря на все вышеуказанное, еще многие ученые не могут отказаться от мнения, будто бы литовцы строили своим богам святыни.

Наше совсем противное мнение потверждается еще двумя ясными, положительными свидетельствами. Одно – Каллимаха с конца XV века, который, опровергая мнение некоторых летописцев, а главным образом Длугоша, будто бы литовцы происходили от римлян, утверждает, что их начала следует скорее искать у галлов, на том основании, что литовцы наравне с галлами молятся в священных рощах и не имеют никаких святынь.