На окраине Руси. Мифология и язычество балтов

Состояние воздуха в прибалтийских странах, как и везде, в разные времена года было неодинаково. Правда, бывали и теплые зимы, допустим, что и осень иногда бывала сухой, но все-таки такие случаи уже являлись исключениями, и притом редкими[77]. Вообще господствовали суровые, холодные и чрезвычайно продолжительные зимы, а дожди, особенно осенью, были часты и продолжительны. Бывали также и ветры, переходившие иной раз в страшные ураганы, которые разнесли бы во все стороны пылающий огонь на открытом воздухе, хотя бы его защищали и самые густые леса. А что случались ураганы, вырывавшие деревья с корнями и срывавшие хижины и другие постройки, то мы не только читаем в летописях, но и до сих пор испытываем на деле. Густые леса не могли бы также послужить надежной охраной для огня, горящего на открытом воздухе, во время проливных дождей или продолжительного ненастья, из-за которых в Литве недозревали хлеба, а если их и убирали, то все-таки нужно было досушивать их в яуях (jaujai)[78]. Ведь только это обилие ненастных дней наводило на мысль произвести самое название Литвы от слова 1êtus, lytus – дождь[79]. Далее, эти леса не защищали огонь от града, лежащего иной раз целыми слоями на побитых и смешанных с грязью хлебах и травах. Наконец, глубокие снега и следующие за ними оттепели, несомненно, заставляли подумать о мерах, которыми можно было бы защитить огонь от потушения, а единственною мерою в этом случае представлялось прикрыть огонь постройкой.

Мы не имеем ни одного описания постройки, назначенной для вечного огня, и поэтому обобщим предмет исследования вопросом, какие постройки вообще существовали в Литве в XV и XVI веках. Не станем упоминать о слишком общих замечаниях Гилберта, а сразу перейдем к Длугошу, который первый стал подробнее описывать литовские постройки. В Жмуди, говорит автор, нет никаких домов (stubae), ни более обширных строений, а существуют только хижины, неуклюже сделанные из дерева и соломы. Внизу они бывают шире, а по мере возвышения суживаются, напоминая своим видом опрокинутые лодки. На самой вершине (cacumine) такой хижины есть отверстие (fenestra), пропускающее свет. Непосредственно под этим окошком раскладывается огонь для приготовления еды, а равным образом и обеспечения от мороза, держащего землю в оковах в продолжение большей части года. В такой-то хижине живут хозяева, их жены, дети, слуги, служанки; содержится скот, рабочие животные и всякого рода хозяйские принадлежности, а иных строений вроде двухэтажных домов, дворцов, амбаров, клетушек, конюшен (скотных сараев, хлевов) нет, а жители помещаются в одних и тех же стенах со всем своим скотом и другими домашними животвыми, и тут же хранится домашняя утварь.

Младший сверстник Длугоша, Каллимах (1437–1496), ссылается на мнения некоторых (впрочем, не упомянутых по имени) писателей, утверждающих, будто бы литовцы происходили от боспоранцев (Bosporani), и, сравнивая обычаи одних с обычаями других, сообщает, что те и другие относились с одинаковой небрежностью к воспитанию детей, которых содержали в одном помещении вместе со скотом. Затем строительный материал как у одних, так и у других неуклюжий и необработанный. Форма строений по большей части круглая, конусообразная; на самом верху хижины находится плетеная (из лозы) дымовая труба, служащая также окном. Хижины внутри не скрепляются балками, и нет в них никаких особых перегородок. Огонь раскладывается посредине хижины, вокруг которого располагается кое-как и где попало вся семья без различия места и первенства, а в размещении всего хозяйского имущества нет ни малейшего порядка, ни обдуманного плана[80].

Сигизмунд Герберштейн (Herberstein, 1486–1576), вернувшись из своего вторичного посольства (1526–1527) от римского императора к великому князю московскому, описал страны, по которым проезжал. О жмудских жилищах он говорит следующее: жмудины живут в низких и продолговато-круглых (oblongioribus) хижинах, посреди которых раскладывается огонь. Сидящий возле него хозяин видит свой скот и всю домашнюю утварь, так как, по существующему обычаю, жители помещают с собой под одной кровлей без всякой перегородки и свой скот.

Ян Ласицкий (около 1579–1580), будучи так же, как и предыдущие авторы, сам очевидцем, сообщает о жмудских хижинах следующее: хижины, которые они называют «turres»[81], суживаются кверху и имеют отверстие для прохода дыма и тяжелого воздуха; строят их из брусьев, жердей, валежника и коры. В них помещаются жильцы со всем своим достоянием, которое располагают на полу (pavіmentum tabulatum). Итак, хозяин имеет на глазах все свое достояние и защищает его от хищного зверя и мороза; он обыкновенно спит при дверях, поручив опеку над очагом божку огня для того, чтобы, с одной стороны, огонь не причинил какого-нибудь вреда хижине, а с другой – чтобы он не погас. Там часто случается, что свинья или собака похищает из горшка, стоящего у огня, мясо или обваривает морду кипятком. Живущие в застенках имеют для скота отдельные от жилых хижин отгороженные места.