С целью сохранить огонь до следуюшего дня сгребали красные уголья в углубление (foculus) на очаге (focus) и покрывали золой. В Жмуди хозяйка, вечером прикрывая их золой, молилась: «Szventa Gabeta, gyvank su mumis linksmaj!» – «Святая Габета, живи с нами весело!» Если Бендер только догадывался, что в корне gab скрывается значение «огонь», то Акелевич, литовец по происхождению, ясно высказал, что огонь в торжественной речи называется Gabia, а Вольтер фактически доказывает, что до сих пор огонь зовут Gabia szventa в Россиенском уезде, Gabeta же или GabSt (?) в Шадовском приходе[69]
. Весьма интересная молитва из Ворн (Медники) Тельшевского уезда совмещает понятия языческие с христианскими: «Szventa Agota su szvintu Gabetu keravokit muni nu ugnes» – «Святая Агата вместе со святою Габетою спасите меня от огня!» В этой молитве Gabeta является уже защитницей огня вообще.Жмудины в XVI веке называли Gabija огонь, который раскладывался в сушильнях, овинах для высушивания несозрелого или сырого зерна в колосьях. Лясковский благодаря Ласицкому сохранил нам молитву к покровительнице этого огня: «Gabije devaiti! pokelki garu, ne lejski kibirksztiu» – «Габие, богиня, подними (усиль) жару, не распускай искр!»[70]
Прусские источники для божества огня в сушильнях имеют специальное название: Gabjauja в жен. роде, Gabjaujis в мужском[71].Иное название сообщает Ласицкий – Pelengabie, сложенное из pelenai, пепел, и gabija, означающее этимологически огонь, жар под пеплом[72]
и, по литовскому обычаю обоготворения всего, также богиню, сохраняющую огонь под пеплом, точно так, как в Пруссии Gabwartas. О Matergabie Ласицкого до сих пор ничего положительного мне не известно.В Судавской книжке «Wahrhafitige Beschreibung etc.» Гиеровим Малецкий сообщает нам, будто бы прозвищем огня на очаге было Panicke, Раnіkе. Описывая момент свадебного обряда, когда невесту обводят вокруг очага, он сообщает: «(Ihre freunde) führen die braŭt zum fewer, da spricht sie dann: «Ocho moy myle schwante panike, das ist, о mein liebes heyliges fewerlein»[73]
. Пирсон сопоставляет Panike, Panicke со старопрусским panno, огонь, Маннгардт же прибавляет старопрусс. panustaclan feuerstahl, огниво, т. е. стальная полоска для высекания огня, и греческое πανοϛ, – факел, готское fon, огонь[74]. Несмотря на это, я считал бы все приведенные слова польскими мазовецкого наречия[75].Указав на существование вышеупомянутых видов огня в Литве, мы приступаем к возможному определению огня вечного, пророческого, какой горел также в Ромове. Источниками нам будут служить намеки от Дусбурга и мелкие указания авторов о вечном огне, пылающем в различных местах, а собранные подробности пополним выводами, вытекающими из самого существа данных.
Условий, требуемых для избрания места, мы точно не знаем. Известно только, что в Вильне горел огонь в долине, расположенной в углу, окруженном холмами, при впадении Вилейки в Вилию. Эту местность называют долиной Свенторога, или Свинторога. Как я уже в другом месте старался доказать, имя Szventragas является только олицетворением названия местности szventas ragas, т. е. священный клин, священный угол.
Затем нам известно, что в Жмуди вечный огонь пылал на вершине самой высокой горы при Невяже. Наконец, Ростовский сообщает, что вечный огонь горел там же в лесах в честь Перкунаса (?).
Небольшое количество положительных данных не дает нам права установить общие правила, какими руководились при избрании места для вечного огня. Подтверждаем только факт, что вечный огонь пылал 1) в клине при слиянии двух рек; 2) на горе при реке, 3) в лесах.
Однако ж нужно предполагать, что клин, гора или лес заключал какой-нибудь священный предмет, была ли это роща, или священное дерево, либо другой почитаемый предмет, например камень значительной величины и т. п. Леса, преимущественно дубовые, и вода непременно должны были находиться вблизи, первые для поддержания постоянного огня и топлива, а вторая хотя бы на нужды жрецов и других жителей[76]
.Так как священный огонь сам по себе должен был давать пророческие знамения, то нужно было защитить его от атмосферных влияний и других внешних случайностей; а условие, чтобы огонь неугасаемо горел или, по крайней мере, чтобы он тлел под золой, требовало не только охраны, но также постоянного присмотра, например ввиду подкладывания дров. Это последнее могла сделать прислуга, а толковать знамения могли только сведующе, т. е. жрецы.