На орбите судьбы

Я вглядывалась в свое лицо, худое, уставшее, с обведенными темными кругами глазами и впалыми скулами, и тщетно пыталась вспомнить, какой я была до героина. Сегодня в крошечной ванной у Зубаревых я сделала поистине страшное открытие: сколько бы я не старалась воссоздать в памяти картину своей прежней внешности, мне это так и не удалось. За четыре года на игле я навсегда потеряла свое настоящее я, героин перекроил не только мой облик, он разрушил мою личность и уничтожил воспоминания. Героин сжег меня дотла, но в отличие от мифической птицы Феникс у меня не было шансов возродиться из пепла.

Ненависть обрушилась на меня с какой-то неуправляемой внезапностью, и от желания вдребезги расколошматить несчастное зеркало меня удержало лишь своевременное осознание факта его нахождения в частной собственности Анны Семеновны. Безысходность витала в воздухе, она оседала на стенах и конденсатом скапливалась на стекле, волны отчаяния стремительно надвигались на меня со всех сторон, и я в панике металась в замкнутом пространстве своего ужаса. Потапыч предсказывал периодическое наступление у меня подобного состояния, и назначил мне список облегчающих депрессию лекарств, но в силу немыслимой по моим меркам дороговизны я ни разу не прибегала к их помощи. Восставший из погребенного в руинах моей попусту растраченной молодости прошлого Валерчик настолько вышиб меня из хрупкого равновесия, что я как никогда остро нуждалась в успокоительных препаратах, чтобы забыть о героине. Или все-таки в героине, чтобы забыть обо всех своих проблемах? Это ведь и есть гармония, когда твоя гнилая начинка, с пропитанной наркотиком кровью, целиком и полностью соответствует злорадно ухмыляющемуся в зеркале отражению?

Из душа я вышла с абсолютно безумными глазами и боком попятилась к входной двери, упорно игнорируя встревоженный взгляд Анны Семеновны. Не надо так на меня смотреть и сразу после моего ухода обшаривать санузел в поисках убедительных доказательств своих нехороших подозрений! Впрочем, правды ради, стоит отметить, не ширнулась я сейчас не потому, что мне этого не хочется, а потому, что, черт возьми, нечем. Сколько я еще выдержу? Что послужит причиной моего неизбежного срыва: очередные унижения на работе, бесконечные упреки тетки Василисы или просто случайный стресс?

Нет, не так, если я действительно не хочу сорваться, мне следует лучше подумать о том, что поможет мне выдержать этот ад. Снова занять денег и купить антидепрессанты, чтобы постепенно подсесть на «колеса» и в итоге пробрести еще одну зависимость? Обратиться в местный наркодиспансер и согласиться на профилактическую госпитализацию, чтобы две недели подряд слушать разговоры окружающих меня наркоманов, еще более усугубляющие тягу к героину? Неужели я одна во всем мире, и это вселенское одиночество скоро раздавит меня под своим гнетом?

Я точно знала, что если сейчас тетка Василиса пристанет ко мне даже с самым невинным вопросом, я пошлю ее так далеко, что возвращаться мне потом будет, однозначно, некуда, и поэтому втихаря сбежала из дома. Таким образом, у меня провисла куча свободного времени, и я несколько часов бесцельно слонялась по городу, неожиданно ставшему для меня всего лишь значительно уменьшенной копией столицы. Новая жизнь, на начало которой я так рассчитывала, когда уезжала в неизвестность, откровенно не задалась, сколько бы усилий я к этому не прилагала. Меня словно не было вообще: возродить прежнюю Римму не помог даже ретроспективный анализ, а жизнь Риммы сегодняшней буквально висела на волоске. Та самая опустившаяся наркоманка по кличке Дива стояла рядом с «баяном» в руке и мучительно искала хотя бы одну уцелевшую вену, она до позднего вечера ходила за мной по пятам, и терпеливо ждала, когда я, наконец, сломаюсь и позволю ей занять мое место, а я пока лишь яростно отмахивалась от нее, пугая прохожих своей странной жестикуляцией.

Летом темнело почти в одиннадцать, и я напрасно искала в затянутом сумеречной пеленой небе пульсирующую точку далекой Нибиру. А может быть, все закончится само по себе –настанет Апокалипсис, Земля погибнет, и наступит какое-нибудь Царство божие, где никакой наркоты днем с огнем не сыщешь, как бы не кумарило? Зачем я видела начертанные на красном песке линии, что должен был объяснить мне огромный рисунок на склоне прибрежной горы, и почему вообще именно я стала мишенью телепатической атаки нефилимов?

Курить и думать, затягиваться мыслями, как табачным дымом, и выдыхать нелепые предположения… Голова снова кружилась – тяжелая, наполненная тревогой, погрузившаяся в беспросветный хаос. У меня не было часов, и я ориентировалась исключительно по зажигающимся на почерневшем небосводе звездам. Пора идти, Айк меня ждет. Если, конечно, ждет.