С помощниками интенданта, который на время снова стал артиллеристом, Александр Васильевич до отъезда в Дмитровск познакомиться не успел. Исключая, конечно, отца Иоанна. И направляющие ладили без него — часть в Кромах, часть прямо здесь, на месте, из родной тары от снарядов. Подтянули людей из окрестных деревень, трактора, лошадей. Трое суток, теперь Годунов не то что душой или умом — шкурой чувствовал, — это очень много. Ну и светлая голова — а в том, что у Оболенского она светлая, сомнений как-то сразу не было, — в комплекте к которой идут не только многочисленные инструкции, но и особые полномочия, способна творить чудеса. «Ты, Александр Василич, считай, на готовенькое приехал», — хмыкнул в усы Годунов, хозяйским взором окидывая едва заметные за жёлто-зелёной порослью прибрежного кустарника «коробки с карандашами». А сверху — икебана из веток с уже слегка подсохшими листьями. Разумная предосторожность, хотя… Командующий оборонительным районом поднял голову в небо — и тут же назидательно получил в глаз первой каплей дождя. Правильно, нефиг расслабляться!
— Вчера после полудня летали, — догадливо подтвердил Оболенский. — Надо понимать, так ничего и не увидели. Мы, товарищ старший майор, судьбу не искушали, работали исключительно по ночам.
С того берега тем паче ничего не видно, Годунов лично проверял. Мост через Тишинку — капитальный деревянный, рассчитанный на то, чтоб по нему трактора без риска шли — «взорвали по-тихому» вчера поздним вечером. Посредством эдакого каламбура описал произошедшее доцент Малыгин, сутуловатый пожилой мужчина с легкой татарщинкой в чертах лица. Пришлось переходить речку вброд вслед за проводником — молчаливой женщиной лет сорока пяти, жительницей спешно эвакуированных Сизовых Дворов, по-старушечьи обвязанной тремя шерстяными платками: один голову и плечи укрывает, второй крест-накрест увязан на груди, третий поясницу укутывает. За всю дорогу туда и обратно обернулась один только раз — когда дошли до торчащих из-под воды накренившихся пеньков-опор, — и строго спросила, без ошибки угадав в Годунове старшего:
— А мост-то наш когда обратно ладить начнете?
— Как только немца прогоним, — честно ответил он, и их короткая процессия двинулась дальше.
В кино все красиво: генерал с биноклем в руках, следом за ним — солидные штабные, где-то на заднем плане бойцами роты Почётного Караула маячат внушительного вида автоматчики. Да и вряд ли эстеты-сценаристы избрали бы для драматического сюжетного хода место близ населенного пункта с названием Бельдяжки… вот в комедию какую-то, смутно припоминается, воткнули. Но то — в кино. А в реальности…
То ли реальность вообще выглядит несколько иначе, то ли он, Годунов, своими лихаческими выходками исхитрился создать насквозь альтернативный вариант, но свита под стать ему самому, старшему майору третьего ранга. Бригвоенинтендант-артиллерист — это ещё куда ни шло. А вот священник-артиллерист… Без долгих прений (и, слава богу, без возражений со стороны дотошного умницы Игнатова) решено было назначить бывшего штабс-капитана Земского на должность, соответствующую его опыту и роли в предстоящих событиях. Спросят за это потом? Не факт. Всяко — не строже, чем за упущенные шансы. А вот поднять авторитет командира — вопрос сегодняшнего дня. Промедление для нас смерти подобно, как прозорливо отмечал основатель Советского государства. Форма с отложным воротом сидит на новоиспеченном командире батареи как-то странно. Не как на ряженом актёре из псевдоисторических фильмов, «основанных на реальных событиях»; доводилось Годунову семьдесят лет тому вперед скоротать вечерок-другой за просмотром очередной белиберды. Выправка у Земского, с какой стороны ни глянь, офицерская. Да почему-то вот топорщится-бугрится не придавленный погонами габардин на широких плечах. Борода? Ну, борода, конечно, — по сану, а не по воинскому званию.
А в довесок — трое штатских: Малыгин и строители — высоченный дед, представившийся (надо ж такому быть!) Ермоловым Алексеем Петровичем, и широколицый мужик, который, привычно подхрипывая, как многие, кому приходится долго орать на ветру, без обиняков назвался дядей Вовой. Шестеро. Опять шестёрка! Но на этот раз дурацким суевериям разгуляться было негде: приплюсовываем к командирам и гражданским спецам четверых бойцов с трёхлинейками — и получаем в сумме вполне счастливую десятку, тьфу-тьфу-тьфу… Александр Васильевич незаметно постучал по дереву — не просто по деревяшке, а по самой настоящей берёзе.
А Оболенский тем временем докладывал, и что-то в его сугубо уставном тоне было от речи экскурсовода:
— Как и планировалось, три тысячи снарядов разместили за Тишинкой, полторы — за Кромой. Дорогу перепашут не намного хуже трактора, это мы с товарищами, — кивок в сторону помощников, — можем уверенно обещать. Да вот только… — выдохнул-выкашлял, будто горячим чаем обжегшись, — кто и что будет в этот момент находиться на дороге?..
Годунов пожал плечами.
— Тут уж мы постараться должны. Вы, я, — улыбнулся уголком рта, — и русский авось. Чтоб в нужный момент команду отдать…