На орловском направлении. Отыгрыш

Немецкая артиллерия продолжала методично, с упреждением работать по самому поезду, чтобы обездвижить и нанести ему максимальные повреждения, обеспечивая этим успех атаки мотопехоты и танков, уже потявкивавших своими пушечками из-за деревенских сараев и стогов.

Раскуроченный прямым попаданием в будку машиниста паровоз «Красного Орла», весь окутанный паровым облаком, протянул по инерции состав ещё метров на сорок и встал окончательно и бесповоротно.

Через люк в днище полувагона четверо бойцов из молодёжного истреббата, выволокли один из ДШК левого борта, установив его прямо на насыпи в полусотне шагов от артиллерийской платформы. Впрочем, пулемёт смолк, не успев выпустить целиком даже первую ленту: слишком густо падали у блиндированного поезда вражеские снаряды, смертельным посевом засыпая все вокруг. После «прямого» на месте расчёта остались лишь рваные трупы. Людей и оружия. Исковерканные и перекрученные стальные детали, смешавшиеся воедино со шматками мяса и торчащими осколками костей. И лишь в полуметре от воронки сиротливо крутилась, тикая, секундная стрелка на белом циферблате точмеховских латунных часов, надёжно укрепленных на запястье оторванной руки в сером шинельном рукаве…

Второе попадание пришлось в «голову» самодельной артплощадки: тяжёлые рваные осколки стаей раскалённых птах прозвенели по телу и лафету орудия, с лязгом пробороздили железные борта и с жадным чавком мясницких топоров прорубили плоть большинства стоявших у гаубицы старых артиллеристов.

Рухнул навзничь, свистя разорванным горлом, бывший старший фейерверкер Никодимов, большой охотник до песен. Недвижным взглядом вперился в доски пола прижимающий окровавленные культи к животу Пименов. Закатилась под лафет чья-то прокуренная трубочка…

Третий и четвёртый снаряды, ударившие в стенку пулемётного полувагона, были посланы расхрабрившимися немецкими танкистами. Металл они, конечно, пробить сумели, но добрая кирпичная кладка устояла, осыпав пулемётчиков керамическим крошевом и создав внутри облако мелкой красно-рыжей пыли.

Без всякой команды оба «крупняка» правого борта схлестнули металлические плети очередей на одном из панцеров, неудачно пытающимся укрыться за жиденькой — на просвет — лесопосадкой. За дальностью расстояния бойцам не было видно, кромсают ли рурскую броню тульские пули, но вот то, что с танковых катков широкой лентой поползла гусеница, а поймавший очередь погон башни явно заклинило, пулемётчики поняли сразу. Пацаны, вчерашние старшеклассники, в колючих шинелях и немногим более взрослые красноармейцы предвоенного призыва на радостях подпрыгивали, колотили друг дружку по плечам, вопили «Ура!..»

…А рядом, внутри искореженного тендера, беззвучно рыдала телефонистка Леночка Лях, стоя коленями на острых гранях угольных кусков, поверх которых разметались толстые окровавленные косы Клавы Стецюры. Связистка боялась выпустить из рук раскроенную осколком голову подружки. Они познакомились только четверо суток назад: Клавочка, вся такая тонюсенькая, в сером ушитом пальтишке, с нарядной белой сумочкой в руках, взбежала на крыльцо пристанционной казармы, где дислоцировалась спешно формируемая команда «Красного Орла». И вот сейчас…

Чуть в стороне, неловко подвернув загипсованную руку, лежал под стенкой тендера Серёжка Денисов, удивленно уставивший в небеса третье око, проделанное острой маузеровской пулей германского стрелка, и низкое солнце отражалось в рубиновой эмали старлейских «кубиков».

Сто четырнадцать минут…

Сто четырнадцать минут рвали железо и плоть «Красного Орла» немецкие снаряды и пули.

Сто четырнадцать минут не смолкал оружейный грохот.

Сто четырнадцать минут отлаженная машина германского Вермахта ломала своими огненными шестернями русских людей.

А они — стояли. Сколько могли, и ещё больше.

Шесть тысяч восемьсот сорок секунд.

И вот щёлкнул последний выстрел, и сержант Максим Белашов, веселый казачок родом из-под Ейска, глотнул воды из тёплой фляги и, выбравшись из-под исковерканного броневагона, примкнул штык, взял пустую винтовку «на руку» и засвистел немудрящую песенку из любимого фильма. И пошёл. «Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над…»

И всё.

Упал, сковырнутый на гравий насыпи судорожной очередью зашуганного пулемёта.

А на ржавом борту погибшей крепости все также несся в стремительную атаку иссеченный пулями всадник в пробитой снарядом бурке.

Красный. Орёл.

Советские танки подоспели на сто двадцать первой минуте.

Из книги Владимира Овсянникова «Так зарождалась Победа» (Орёл: Орёлиздат, 2002)