На орловском направлении. Отыгрыш

Вессель поднял глаза и признал, почему-то немного успокаиваясь от этой мысли, что на этот раз спятил окончательно: на него наставил винтовку злобно ухмыляющийся чёрт — маленький, черный, с коротенькими острыми рожками.

— Пошел! Ну? — на чистейшем русском языке велел «чёрт», и немец его понял.

…Спустя пятьдесят лет известный американский историк, исследователь Второй мировой войны, профессор Калифорнийского университета Клаус Вессель-Гиршбейн, напишет «исторически достоверные воспоминания», в которых подробнейше расскажет об этих днях. Мемуары будут изданы с трогательным посвящением «Рейчел, супруге, вдохновительнице и верной помощнице во всех начинаниях» (по совместительству — единственной дочери Авраама Гиршбейна, финансиста из Лос-Анджелеса).

Разумеется, автор ни единым словом не упомянет о странном полуночном концерте и тем более о потусторонних сущностях — из боязни повредить заслуженной репутации здравомыслящего человека. Зато рассказ о том, как его обыскивали молодые люди в штатском («наверняка сотрудники органов государственной безопасности») и что именно они забрали при обыске, займёт полторы страницы и будет завершен пространными выводами о традиционном попрании русскими прав человека.

Конечно же все — от студентов до внука, хорошенького мулатика по имени Джуниор Авраам, — будут пребывать в уверенности, что уважаемый профессор и лучший в мире дедушка никогда не был нацистом. Его принудили пойти в вермахт, и лично он, конечно же, никого не убивал, и вообще — в душе никогда не был за Гитлера. Потому-то и эмигрировал при первой же возможности в самую свободную страну, где начал жизнь с чистого листа.

Поймет ли сам Клаус Вессель, сколь сильно ему повезло — куда больше, чем большинству камерадов из 17-й? Возможно. Но вряд ли. Ведь ему будет ведомо далеко не все, что произошло в ту ночь в русском городке Дмитровске и окрестностях. Если бы он, тогда ещё гефрайтер непобедимой армии фюрера, и впрямь попался чекисту или хотя бы дядьке-ополченцу, прошедшему германскую, они наверняка действовали бы в соответствии с приказом. Кабы он налетел на один из дюжины ДШК, итог был бы столь же печален для него. Но судьба вынесла Клауса на семнадцатилетнего Митьку Колосова и его закадычного приятеля Ваньку Горлова, которому третьего дня сравнялось восемнадцать. Тогда же, два дня назад, они в числе первых записались в ополчение. Оба мечтали о подвигах. А лучшего случая отличиться могло и не представиться. Вот они и двинули самочинно, вооружённые винтовками системы Мосина, смутными планами итвёрдым намерением помогать Красной Армии, на поиск приключений, проще говоря — полезли поперёк батьки в пекло, в самом прямом смысле слова.

В самый неподходящий момент — когда все уже началось — Митька ухитрился шмякнутся в лужу… да не просто лужу, а из тех, что пересыхают только в разгар лета и то ненадолго. Выгваздался, как чёрт, попытался хотя бы лицо обтереть — только грязь размазал. Однако ж вышло будто бы нарочно: перепачканный Митька слился с темнотой. Одно досадно: отцову кепку потерял, давно не стриженные волосы в глаза лезут. Взъерошил их мокрой ладонью — и принялся внутренней стороной полы пальто обтирать трёхлинейку. От бати слыхал: вроде, винтовка надёжная, значит, от нескольких капель воды попортиться не должна…

Митьке с Ванькой тоже повезло: на них наскочил не вооружённый до зубов гитлеровец, а запыхавшийся, изрядно перетрусивший малый чуть постарше их. Встреча стала неожиданностью для всех троих. Колосов не растерялся… ну, почти: всё ж таки сообразил, что выставил трёхлинейку прикладом вперед… почти что вовремя сообразил. Вот и остановил немчина: неуверенно — прикладом и чуть более решительно — окриком «хенде хох!» У «немки» Митька перебивался с твердой тройки на шаткую четверочку, но на этот возглас его знаний хватило с избытком. Немчурёнок оказался какой-то малахольный: прежде чем поднять руки, попытался перекреститься и бельма пялил так, будто нечистую силу увидел.

— Чего теперь с ним делать будем? — почему-то шепотом спросил Митька у Ваньки. Вроде, во время инструктажа он ловил каждое слово, ведь говорил с ними самый настоящий лейтенант-пограничник. Да, видать, все знания выдуло из Митькиной головы холодным ночным ветром. Правильно учителя сетовали: неусидчивый Колосов, неприлежный. Зато Ваньку чаще хвалили, чем ругали. И в этот раз он не подвел:

— Ну… это… поглядеть надо, чего есть при нем…

Сказано — надо делать. Горлов осторожно двинулся к пленному. Оглянулся на приятеля: Митька всегда был заводилой, ему, небось, и немца обыскать — раз плюнуть. Да вот незадача: кому-то ж надо держать фашиста на мушке. И этот кто-то — Митяй.

Посветить-то чем? Впотьмах как-то не того… А придётся.