Рихард только покачал головой и, когда она хотела встать на цыпочки, чтобы коснуться губами его губ, вдруг отстранил ее от себя на расстояние вытянутых рук, положив ладони на ее плечи. Смотрел, не отрываясь, ей в глаза, когда произнес то, что произвело на нее эффект разорвавшейся бомбы — оглушило ее, сбило дыхание, изменило реальность.
— Есть еще кое-что. Я не хотел говорить тебе, Ленхен, — он помолчал немного, а затем продолжил: — Я получил повышение до гауптмана и новое назначение. Мне передали телеграмму на станции, когда я отвозил Мисси и Магду. После Дня трех королей мне надлежит получить новую машину и вылететь на восток. Я буду воевать на Восточном фронте, в Крыму, в эскадрилье, в которой летает Людвиг Тайнхофер. Теперь ты тоже скажешь, что тебе все равно? Что ты готова и на это, чтобы быть со мной?
Глава 22
Лена отступила от Рихарда на шаг, затем на другой. Он не стал ее удерживать — опустил руки и стал пристально смотреть в ее лицо, пытаясь подметить даже мимолетную тень эмоции на лице. Быть может, если бы он удержал ее, если бы по-прежнему на ее теле сохранялось тепло его ладоней, она бы поступила по-другому. Когда Рихард касался ее, она забывала обо всем на свете, словно он затмевал для нее все остальное.
Но он позволил ей отдалиться.
— Восток? — переспросила Лена, все еще не веря в услышанные слова. — Тебя переводят в Крым? В Советский Союз?
— Все верно, — подтвердил он. Его лоб пересекали морщинки, отчего он выглядел хмурым. — Я возглавлю одну из истребительных эскадрилий, чтобы помочь армии на Кавказском фронте и не допустить наступления русских.
— Что ж, теперь я понимаю, — прошептала Лена, а потом сделала вдох, чтобы выровнять дыхание и выглядеть безучастной сейчас. Ей было стыдно, что еще недавно она умоляла его быть с ней. Она, комсомолка! Когда она заговорила потом, ее голос был тверд, хотя и хрипл.
— Теперь я понимаю, почему ты так хотел прекратить все это. Так будет проще убивать русских, да? Зная, что совесть будет чиста.
— Я солдат, — отрезал Рихард. Правда, она видела, что все-таки умудрилась задеть его — он пару раз моргнул, когда получил от нее этот острый укол. — Я давал присягу. Мой долг служить великой Германии. Ты знала это и раньше.
— Убивая невинных?
— Убивая солдат, таких же, как и я, — парировал он. — У нас равные шансы умереть. Дело только в мастерстве.
— Не ты ли говорил, что не хочешь воевать на Восточном фронте? Что там летают желторотые птенцы вместо матерых хищников? — едко бросила Лена.
— Людвиг уже полгода воюет в России. Поверь, многое изменилось к концу этого года. Русские стали опытнее и хитрее. Это будет справедливый воздушный бой.
— Справедливым он никак не может быть, — заметила Лена. — За исключением одного финала — когда советские летчики очистят небо от нацистских стервятников.
Рихард на мгновение прикрыл глаза, скрывая свои эмоции от ее взгляда. Но это был единственный момент его слабости. В остальном он выглядел таким же хладнокровным, как обычно.
— Я же говорил тебе, что ты пожалеешь. Именно поэтому не стоило давать волю эмоциям когда-то.
— И ты был прав, — хлестнула Лена в ответ словами. Ей хотелось вывести его из себя. Увидеть, что ему точно так же больно и горько, как и ей сейчас. И его бесстрастность сейчас только усиливала ее эмоции.
Она первой отвела взгляд, не в силах смотреть в его лицо. Иначе не выдерживала. Не хватало сил держать маску и не удариться в слезы снова. Или вовсе броситься к нему и… И что? Он верно заметил — он солдат своей армии, служащий фюреру до последней капли крови. Просто на какое-то время они позволили себе забыть, что где-то за пределами имения идет кровопролитная война.
— Прикажете собрать ваш саквояж, господин Рихард? — сказала Лена и удивилась тому, как буднично и равнодушно прозвучал ее голос.
— Нет, я сделаю это сам после завтрака, — проговорил Рихард в ответ.
Больше ей было не за чем оставаться здесь, в музыкальной. Тихий вопрос о дозволении уйти, на который ответом был короткий кивок, без лишних слов. Ей казалось, что Рихард задержит ее, когда она будет проходить мимо него. Или просто коснется в знак того, что он сожалеет обо всем, что случилось сейчас. Но нет. Он даже головы не повернул в ее сторону, а едва она подошла к выходу из комнаты, прошел к столику с графином коньяка, чтобы налить себе очередную порцию.
Лена проплакала всю ночь. Слезы полились уже на черной лестнице, где она просидела некоторое время не в силах подняться в свою комнату. А потом они вернулись, едва она увидела хрупкую балерину, которую поставила специально на самое видное место в комнате. Эта вещица отправилась в самый нижний ящик комода после недолгих раздумий. Сначала, правда, Лене хотелось разбить об пол музыкальную игрушку, но потом она пожалела изысканную работу мастера и потому просто убрала прочь.