На осколках разбитых надежд (СИ)

Ей снилась квартира в Минске — круглый стол под знакомым до боли абажуром. Мама запекла утку и сделала клюквенный соус по семейному рецепту. Лена даже чувствовала во сне ее неповторимый аромат, от которого текли слюнки. И слышала заливистый смех Люши, которая не желала идти спать, пока не лягут в постель взрослые. Сама Лена была в том самом платье василькового цвета, в котором была на ужине у гауляйтера, и ей так нравилось, как его подол играет при каждом шаге. Ей снились Яков и Лея, которые принесли к столу сладкую халу с изюмом[51]. Лея все еще была беременна, только живот ее был гораздо больше, значит, срок подходил к концу. Ей снился Коля, который приехал встречать праздники со своими родными. И снился Рихард, который почему-то сел за один стол вместе со всеми, ничуть не смущаясь, что он единственный говорит по-немецки среди всей комнаты. Он был не в форме, просто белая рубашка и поверх нее вязаный жилет с галстуком, и выглядел по-домашнему уютно.

— Нож! — всплеснула руками мама, когда все расселись за столом. Рихард при этом нашел руку Лены своей ладонью под бархатной скатертью и сжал ее ласково, и девушка улыбнулась ему, чувствуя, как сладко замирает сердце от счастья. — Лена, ты не могла бы принести нож из кухни, чтобы Коля разрезал утку?

Конечно, Лена могла бы. Уходя из комнаты, она обернулась на сидящих за столом и заметила, что они смотрят ей вслед как-то странно. Ей надо было торопиться, пока не остыла утка. И она смело шагнула в темноту коридора, казавшегося во сне каким-то бесконечно длинным, пока она наощупь вдоль стен дошла до кухоньки их квартиры. Там тоже не горел свет, и Лена долго искала выключатель на стене, пока мужской голос на немецком языке не произнес за ее спиной резко и недовольно:

— Что ты делаешь здесь? Я жду тебя уже четверть часа!

Это был Ротбауэр. В парадной форме, с наградами, которые висели на кителе, с такими пугающими знаками СС.

— Мы опаздываем на ужин к гауляйтеру, Лена. Не подобает заставлять его ждать.

— Но я хотела встретить полночь с моими родными, — слабо возразила Лена, но Ротбауэр уже схватил ее за руку и потащил за собой по темному коридору. Лена только и успела бросить беспомощный взгляд в ярко освещенный дверной проем комнаты, где ее ждали семья, друзья и Рихард. Ей хотелось крикнуть и позвать на помощь, хотелось сбросить крепкие пальцы штурмфюрера, но его хватка была слишком сильной. Он распахнул дверь квартиры и первым шагнул на площадку, заставив Лену оторопеть от страха — прямо за порогом минской квартиры зияла пустота. Дом оказался почему-то разрушен бомбовыми ударами, и от него остались только стены с пустыми глазницами окон. Ветер ударил в лицо, захлопал подолом платья по ногам. Тщетно Лена пыталась вырваться из руки Ротбауэра. Он обернулся к ней, что-то сказал резкое в лицо и рухнул вниз, в зияющий темнотой проем, где еще недавно сбегали вниз ступени лестницы подъезда. Лена только и успела вскрикнуть, когда сильная рука штурмфюрера потянула ее за собой, в черноту и холод, и… она подскочила на месте, просыпаясь от резкой трели звонка. В теплой кухне Розенбурга под обеспокоенным взглядом Кати.

— Ты немца звала, — прошептала Катерина, пока обе, поправляя фартуки, торопились в столовую за звонок.

— Ротбауэра? — похолодела Лена. Оставалось только радоваться, что его имя сорвалось с губ при Катерине, а не при Айке, Урсуле или Биргит.

— Кого? — переспросила Катя и покачала головой. — Не, нашего немца. Молодого. Як вскрикнула, я аж подумала, он пришел.

В столовой было пусто. Хозяева не стали дожидаться прихода работниц и разошлись по своим комнатам. Но Лена слышала звуки патефонной записи, которые приглушенно доносились через комнаты до столовой, и подозревала, что Рихард ушел в музыкальную. Сейчас, когда животный страх снова вспыхнул в ней при встрече с прошлым во сне, Лене до безумия хотелось увидеть его. Почувствовать его близость. Чтобы забыть обо всем. Чтобы снова он стал всем ее миром. Хотя бы на короткие минуты.

Но когда Лена закончила уборку и вместе с Катей перемыла посуду, чтобы поскорее шагнуть в музыкальную, комната встретила ее тишиной и ночной темнотой. Только угли потрескивали в камине, и блестело стекло полупустого бокал в этих всполохах, говоря о том, что еще недавно здесь кто-то был. И Лена была готова поклясться, что даже чувствовала в воздухе слабый запах одеколона и кожи Рихарда. Оттого и было так больно. Словно она опоздала всего на доли секунды застать его здесь. Словно упустила возможность все исправить.