На осколках разбитых надежд (СИ)

Весь день Лена гадала, что это могло бы быть. Она видела по лицу Рихарда, что он явно взволнован, говоря об этом, потому была настолько заинтригована, что порой становилась рассеянна. И это вызывало легкое раздражение у баронессы, которая позвала Лену с приказом паковать ее чемоданы для предстоящего отъезда.

— О мой Бог! — восклицала она то и дело, наблюдая за работой Лены. — Неужели тебя не учил никто, что шелковые и кашемировые вещи нужно прокладывать бумагой? Неужели никто не говорил, что меха нужно положить в холщовую сумку, и только сверху остальной одежды? Неужели не видишь, что эта шляпка должна быть в другой коробке? О дай мне Всевышний терпения с этими необразованными русскими! Это же просто невыносимо!

«Терпи», — повторяла себе мысленно Лена. Нужно было только потерпеть всего лишь день. Завтра утром баронесса уедет в Берлин и не появится до самой Пасхи, как сказал Иоганн. Если, конечно, не произойдет что-то.

Но ведь и Рихард уезжает завтра — отозвалось внутри тоской при этой мысли. Чтобы в Берлине пойти с Мисси в театр или в ресторан. Самое настоящее свидание, по мнению Лены. И кто знает, чем оно может закончиться? К чему вообще может прийти все это? А потом он поедет на фронт, полетит в Советы, чтобы переломить любое сопротивление советской армии, лишить возможности переломить ход войны. Мысли, которые постоянно цепляли ее за живое острыми крючками, и снова начинала кровоточить душа.

А потом Лена встречалась взглядом с Рихардом, чувствуя на какие-то секунды, что тонет в озерах его голубых глаз, и забывала обо всем на свете, кроме него. И вспоминала его желание укрыться за высокими стенами от всего мира. Только она сама думала немного иначе при том — чтобы он был там вместе с ней, в этом укрытии. Чтобы все остальное осталось за высокими стенами, и никогда не касалось их.

Но куда было можно убежать от жестокой реальности? Никуда. Она вторгалась разговорами семьи фон Ренбек о положении дел на фронтах, об успехах и неудачах, о предстоящем отъезде Рихарда на фронт и о многом другом. Заставляя помимо воли прислушиваться к словам, пытаться понять их смысл.

— Новая модификация! — воскликнул Иоганн одновременно с тревогой и восторгом в голосе. — Это не та ли модификация «мессершмитта», из-за аварии которой наша страна потеряла аса номер один[54]?

Рихард поймал обеспокоенный взгляд Лены, которая в этот момент как раз разливала кофе и не могла не посмотреть на него при этих словах. И тут же отвернулся от нее, доставая из кармана портсигар и закуривая сигарету нарочито медленно.

— Хорошо, что мама не захотела остаться на кофе после ужина, дядя, иначе эти слова ввергли бы ее в панику. Ты же знаешь, как остро она воспринимает любую аварию, — проговорил Рихард после того, как сделал пару затяжек. — Но да, это действительно тот самый истребитель, «Густав». И именно поэтому я хочу сам перегнать его на Восточный фронт.

— Прямо с завода? Из Варнемюнде[55]? Сам? Почему не транспортом?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Рихард. — В конце концов мне нужно привыкнуть к машине прежде, чем на ней лететь в бой. Пусть это будет так.

— Безумец тот, кто позволил тебе это! — вспылил Иоганн. — В Советах совсем другие условия. Незнакомые для посадки. Может быть лед на полосе. Зима в России не такая, что в Германии или во Франции.

— Людвиг сказал, что в Крыму совсем не так, как в остальной России, — заметил Рихард в ответ на это. — Не повезло тем, кто в центральной части застрял. Вот там — да, соглашусь, бывает хуже, чем в Финляндии и Норвегии. В Крыму же зима похожа на европейские зимы. Не думаю, что будут сложности. Обычный перегон. Даже выпускники летной школы вполне способны справиться с этим.

— Я всегда говорил тебе, Фалько, небо не прощает ошибок. А чрезмерная уверенность в своих силах приводит именно к ним. Я что-то сегодня очень устал, плохо спал ночью. Пожалуй, я последую примеру твоей матери и уйду к себе раньше, — сказал Иоганн, подавая знак Лене, что он закончил ужин, и его коляску можно было увозить из столовой.

— Пусть Катерина поможет тебе, дядя, — внезапно произнес Рихард, когда Лена уже взялась за ручки коляски. Катя, начавшая собирать посуду со стола на поднос, замерла, услышав свое имя и посмотрела вопросительно на Лену. — Я не успел толком подготовиться к отъезду и хотел бы, чтобы Лена упаковала мой саквояж.

— Я думал, ты сам хотел заняться этим, — нахмурился недоуменно Иоганн.

— Нет, хочу полениться, — отшутился Рихард. — Возможно, поеду в город в пивную. Пропущу рюмку-другую и послушаю гармонику старого Радаца, если он, конечно, еще играет.

При этом на Лену он даже не смотрел. Да и сама девушка боялась взглянуть на него, в опасении, что пожилой немец догадается, как ей самой сильно хочется остаться здесь, а не сопровождать его в комнаты, чтобы помочь подготовиться ко сну и читать ему трагедии Шиллера.

Иоганн колебался некоторое время, а потом вздохнул с сожалением и кивнул племяннику.