На осколках разбитых надежд (СИ)

— Тогда зачем Советы убили Сикорского[114]? Не потому ли, чтобы заткнуть ему рот, когда он стал требовать от Британии разорвать любые отношения с Советами? — и Войтек рассказал о гибели главы польского правительства в авиакатастрофе, которая произошла чуть больше месяца назад. Он был уверен в своих подозрениях и совершенно глух к каким-либо словам Лены, потому она решила не расспрашивать его ни о чем, не желая бессмысленного спора. Ей почему-то привиделся в этом происшествии принцип «Разделяй и властвуй», о котором когда-то рассказывали на уроках истории и на политинформации во время комсомольских собраний. Но возможно, она тоже была неправа, обвиняя немцев во всех смертях, что происходили в мире, в том числе и случайных. У каждого была своя правда, каждый видел своего врага, потому Лена предпочла увести разговор к тому вопросу, который интересовал ее сейчас гораздо больше.

— Ты сказал, что все изменилось, — напомнила она Войтеку. Страшная догадка вдруг мелькнула в ее голове, и она хотела подтверждения, что это не так, что она по-прежнему может верить поляку. — Когда ты узнал, что Польша и СССР больше не союзники?

Войтек выдержал ее взгляд, даже в лице не переменился. Но Лена каким-то внутренним чутьем догадалась, что он знал обо всем еще весной, и ничего не сказал ей. Видимо, опасался терять ее как связного, ведь ему самому было нельзя бывать на Вальдштрассе. Если бы она знала тогда, в апреле, что их страны больше не союзники, то вполне возможно, она бы не оказалась в лесу в тот проклятый день, когда Шнееман решился на насилие. Опасные мысли, которые Лена поспешила отогнать прочь от себя. Нет, едва ли она отказалась бы помогать поляку, ведь он работал в совместной группе с англичанами, сражавшимися с нацистами вместе с ее родной страной.

— Поэтому я не могу забрать тебя с собой, Лена, — признался Войтек. — Я уверен, что ты не будешь в безпе… в безопасности в Польше. Ты не можешь быть там с немецкими документами, потому что немцев там люто ненавидят. И ты не можешь быть там русской. Ты должна быть полячкой и только так.

— Но как же я стану полячкой, Войтек? Кто сделает мне документы? Да я и языка не знаю совсем! Я не смогу притвориться никак!

— Ты сможешь стать полячкой, если выйдешь замуж за поляка, — проговорил тихо Войтек. Лена сначала решила, что он шутит, и едва сдержала смешок, который замерз на ее губах, едва она заметила его взгляд. — Ты можешь стать моей женой, и я клянусь, что никто и никогда в Польше не причинит тебе вреда!

У Лены еще оставалась надежда, что она просто его не так поняла. Войтек просто предлагает ей притвориться его женой, когда они будут в Польше, только и всего. Но он только покачал головой, когда она озвучила это.

— Именно женой. — Лена заметила, как он напряженно сжал челюсти, когда заговорил резко и уверенно. — Война совсем скоро закончится. Британцы уже вышвырнули немцев из Африки и из Италии. А скоро вместе с американцами погонят их и из Франции и дальше по Европе, загоняя их обратно в ту дыру, откуда они выползли. И в этот раз это уже не будет так, как после прошлой войны. Германии не станет как страны, а немцев не станет как народа. Так должно быть. Как воздаяние. Это будет новый мир, в котором не будет места никакой диктатуре! Неужели ты по-прежнему захочешь жить при коммунистах, Лена, в этом новом мире?

Они встретились взглядами, и Войтек первым отвел глаза в сторону, сдаваясь в этой молчаливой дуэли.

— Прости. Забудь об этом, — глухо проговорил он. — Я повелся не в ту сторону. Не хочу, чтобы ты запомнила меня вот так… Но я не солгал тебе ни в одном слове. Я до безумия хочу, чтобы ты стала моей женой. Но если кто-то узнает, что ты из Советов… даже я не смогу защитить тебя, если ты не будешь носить польское имя. Никому из Советов нет и не будет места в Польше[115]! Я понимаю, почему ты защищаешь свою страну, но признай! — снова настаивал Войтек упрямо. — Признай, что режим Советов похож на нацистский, что он тоже построен на крови и страхе, что между Сталиным и Гитлером…

Лена резко встала с места, не желая больше слушать этот ужасный поклеп на свою страну. Она верила всем сердцем — нет, она знала, что это невозможно, что это грубая ложь, чтобы восстановить против Советского Союза союзников. Очередной поклеп, который возводят на ее страну, чтобы выставить в черном цвете. Но ставить рядом ее страну и рейх… Это просто немыслимо и возмутительно!

— Наверное, поэтому ты так спелась с немцем!

Лена резко обернулась к Войтеку, услышав эти слова, готовая нападать в ответ. Напомнить поляку про раздел Чехословакии? Или про военное вторжение Польши в ее страну двадцать лет назад, когда молодое государство Советов только становилось на ноги? Но Войтек потупил взгляд, словно стыдясь своих слов, и она промолчала, не желая очередной ссоры.